Конечно, помимо самого факта, что на скамье подсудимых впервые в новейшей истории страны оказался федеральный министр, процесс стал еще более увлекательным, когда в деле появились такие «вкусные» детали, как колбасная корзинка с брендом «От Иваныча» (судя по всему, штатный корпоративный подарок «Роснефти» для вип-персон, составляемый из охотничьих трофеев председателя правления нефтяной компании). Или впечатляющая забота Сечина о здоровье Улюкаева («надо курточку какую-то… чтоб ты не замерз») в тот самый момент, когда он готовится передать его следствию. Кто-то увидит в этом высочайший чекистский профессионализм, кто-то — поразительное иезуитство, кто-то не увидит разницы.
Из той же прослушки, которую на процессе с выражением читал прокурор, выяснилось, что советская манера обращаться друг другу по имени-отчеству и на «ты» жива и поныне. Как и именование президента в третьем лице: у одного — «Владимир Владимирович», у другого — «начальник».
В условиях почти тотальной закрытости российской власти, усугубляемой грамотной работой по созданию и распространению фейков, протоколы подобных судебных заседаний позволяют хотя бы отчасти восполнить дефицит информации.
Потому процесс над Улюкаевым с драматургической точки зрения куда более интересен, чем суды над Кириллом Серебренниковым или Никитой Белых. Ведь политика всегда — это еще и реалити-шоу. И чем влиятельнее его участники, тем интереснее широкой публике.
Нечто подобное происходило во время судебных прений между Борисом Березовским и Романом Абрамовичем, изучая протоколы которых граждане могли многое почерпнуть для себя о том, что в реальности представлял собой пресловутый «олигархический капитализм». Как и сегодня — заявленная «борьба с коррупцией».
Дополнительная драматургия в том, что все менее предсказуемыми кажутся итоги суда. Точнее говоря, вовсе не очевидно, на чьей стороне в данном деле пресловутый административный ресурс.
Если сначала это казалось само собой разумеющимся: силовая машина всей своей мощью обрушилась на «либерального» министра Улюкаева, то чем более откровенным становится процесс, тем менее это очевидно. Точно ли в планы Игоря Сечина входила публикация его разговоров и засвечивание деликатных деталей жизни возглавляемой им компании? Собирался ли он приходить на заседание суда, которое с некоторой вероятностью будет открытым, и на глазах у публики выяснять отношения с экс-министром? Та ли это цена, которую он планировал заплатить за победу над зарвавшимся, в его представлении, министром? «Никакого отношения к содержанию рассматриваемого дела корзинки не имеют, как и многие другие пункты, зачитанные обвинителем в процессе, что довольно странно и, насколько я знаю, беспрецедентно», — был вынужден комментировать уже на следующий день после судебного заседания, где фигурировала колбаса и другие любопытные подробности, представитель «Роснефти» Михаил Леонтьев.
Парадокс для российской реальности в том, что внешне суд очень похож на честный состязательный процесс, где юристы одной стороны доказывают, что взятка была, а юристы другой — причем не менее убедительно, — что их подзащитного просто подставили.
Слово против слова. Свидетельство против свидетельства. И никакой четко выраженной «государевой воли». Предполагают ли такие двусмысленные сведения вынесение однозначного решения?
Пока кажется, что репутационный удар в той или иной степени наносится по обеим сторонам конфликта. Десакрализируются до той или иной степени оба фигуранта процесса. Один — как возможный взяточник в стане условных либералов. Другой — как возможный «подставщик» среди условных силовиков. И главное — никто из них не выглядит радетелем государственного блага и общественной пользы. Больше похоже на странный размен фигур на большой шахматной доске.
Конечно, трудно себе представить, что процесс вдруг обернется против самого Сечина: это было слишком крутым нарушением всей логики российской судебно-политической жизни последних лет. Ведь если суд неожиданно сочтет, что доказательств вины Улюкаева недостаточно, то получится, что именно Сечин оклеветал честного человека — целого министра, который мог бы много еще чего полезного сделать для страны в ее тяжелый кризисный период, а не сидеть дома под арестом.
И тут стоит вернуться к началу, а именно к способности российской власти четко фильтровать информацию.
Если что-то сквозь такой фильтр просачивается — значит, это кому-то нужно.
Конечно, всегда правильный ответ — подковерная борьба элит. Но можно предположить, что сегодня она более сложная, чем просто противостояние группировок, одну из которых олицетворяет Сечин, а другую — Улюкаев. В этом конфликте есть еще, как минимум, третья сторона — условно «молодые» силовики, которые вроде бы служат инструментом для выяснения отношений крупных фигур, а на самом деле невольно (или скорее вольно) показывают нравы обеих сторон конфликта. Так что в белом остается только самая высшая власть, ну и они — новые борцы с коррупцией.
Прежнее поколение российской элиты поедает само себя и готовится уступить место новой поросли. И именно в этом может состоять подлинный смысл происходящего. Видимая открытость суда над Улюкаевым лишь оттеняет множество неизвестных факторов, от которых зависит судьба не только его участников, но и всей страны.