«Я не твоя мама!»

Несмотря ни на что, мы живем в отличные времена. Мы — то есть, мы, женщины. Особенно те, которые, что называется, разменяли пятый десяток.

Я помню свою бабушку в ее пятьдесят: усталые глаза, натруженные руки, надорванное здоровье. «Теперь уж под горочку», — смиренно говорила она, завязывая под подбородком платок. Что, как я теперь понимаю, означало, что жизнь, по крайней мере, жизнь женская, для нее закончилась, и она об этом знает.

Я вижу своих пятидесятилетних подруг сегодня — и это совсем другие женщины, физически и ментально. Они не «бабушки», даже если бабушки, и никому из них не придет в голову поставить на себе крест и прибить табличку «Старость». Кто-то фанатично ухаживает за внешностью, кто-то наплевал и выглядит на свои годы, но в любом случае сорок-пятьдесят — это уже давно не «пожилая» и уж тем более не старуха.

Если сравнить жизни двух женщин, тридцати и, скажем, сорока пяти лет, внешней разницы почти не найти. Рождение детей, замужество, получение образования, путешествия, спорт, романы и отношения — все это доступно обеим.

Ну, может, другая линия косметики да более устоявшиеся привычки. А в остальном… Мы читаем одни книги, смотрим одни сериалы и ходим на одни спектакли. Случается, даже встречаемся с мужчинами одного возраста.

Но знаете что? Дружба между этими двумя женщинами невозможна или, по крайней мере, маловероятна.

Не потому, что они взаимно боятся конкуренции, или им не о чем говорить, или у них разные вкусы. А потому, что даже самый забубенный мачо не демонстрирует такого эйджизма, как тридцатилетка по отношению к женщине под пятьдесят.

Принято считать, что молодость со всеми сопутствующими больше ценят мужчины: мол, таковы их инстинкты — или глупость. Против природы, мол, не попрешь. Но если приглядеться, на цифры гораздо более внимательно смотрят именно женщины.

Там, где молодой мужик просто присвистнет «Ничего себе, какие ноги!», молодая женщина скептически подожмет губы: ну ничего для сорока пяти, наверно, от косметологов не вылезает.

Корни этой мизогинии можно искать долго и кропотливо, и они найдутся, причем в изобилии, достаточном для сотни докторских работ по психологии. Однако правда в том, что большинство девочек — а в мои за сорок, кхе-кхе, тридцатилетки именно девочки — относятся к нам совсем неплохо. Просто мы для них не подруги, а… мамы. В крайнем случае старшие сестры, что, в общем, примерно одно и то же.

Рожденные после СССР, они получили совсем другое воспитание. Измотанные перестройкой и 90-ми, их родители пытались дать им все — и прежде всего чувство собственной значимости. Это для нас рекламный слоган «Ты этого достойна» был потрясением и открытием. А они выросли в уверенности, что иначе и быть не может. Конечно, я достойна самого лучшего, что тут обсуждать-то вообще. И вы, раз меня родили, обязаны мне это лучшее дать.

Речь необязательно о материальном: дайте безусловную поддержку, беспрекословное одобрение, будьте моей подушкой для слез и одновременно подушкой безопасности, если моя жизнь пойдет не так, как я думала. Только не думайте, что все это дает вам, старшим, какие-то права. Я взрослая самостоятельная женщина, буду делать, что считаю нужным, и не позволю вам лезть в свою жизнь.

Таков расклад, да.

Я общаюсь со многими людьми и могу довольно уверенно заявить: женщин до тридцати, с которыми мы могли бы общаться на равных — единицы. Остальные рано или поздно начинают вести себя так, словно я — суррогат мамы.

В психологии, кажется, есть термин «удочериться». Так вот, они это и делают! Причем, как мне иногда кажется, из лучших побуждений.

«Я бы хотела в твоем возрасте выглядеть как ты». «Круто, что ты следишь за новым кино». «Когда я вырасту — стану такой же». Они так искренне считают это комплиментами, что мне хочется рявкнуть: ты уже выросла! Про таких, как ты, моя бабушка говорила «здоровая кобыла, хоть завтра пахать». Прекрати считать всех женщин старше себя эмоциональной подпоркой, я не твоя мама!

Тот факт, что у меня больше морщин, более устроенная жизнь, я умею вкусно готовить и люблю вязать, не делает меня твоей дуэньей и твоей жилеткой. Если мы идем развлекаться, я не буду сидеть в уголке и следить, как бы ты во что не влипла: я намерена отрываться на полную катушку, и не факт, что стену не будешь подпирать именно ты.

Да, ты не понимаешь, зачем мне все это нужно — в моем-то почтенном возрасте. Зачем мне рельефные мышцы, короткие юбки, мужское внимание. Куда мне все это девать, ведь тебе нужнее. Ты так стараешься, сказала мне одна молодая особа, как будто хочешь кому-то что-то доказать, и это самый главный признак надвигающейся старости. А молодость — это независимость, это умение любить себя такой, какая ты есть, и плевать на мнение окружающих. Особа эта практиковала воинствующий бодипозитив, жила с родителями и преуспела, собственно, только в последнем: на окружающих она и правда плевала виртуозно.

Я хотела объяснить ей, что это не старания — это просто жизнь. В которой, во-первых, мне никто ничего не должен, а, во-вторых, за все мало-мальски стоящее надо платить — стараниями, работой, оглядкой на мнение окружающих. Что инфантилизм хорош до тех пор, пока есть родители, готовые его пестовать, а посторонние-то люди не горят желанием возиться с эмоциональным кукушонком, уверенным, что его будут любить любого — толстого, безработного, с дурным характером и непомерными требованиями. Что мое поколение, в отличие от ее, не считает афоризм «Такой, какая ты есть, тебя примет только земля» - глупостью.

А потом подумала: возможно, этого она от меня и ждет. Наставлений с высоты моего преклонного возраста — наставлений, в ответ на которые она фыркнет, как фыркает на мамины советы.

Старая, решит она с некоторым удовлетворением, готовая к компромиссам. Прикидывается молодой, а сама — старая.

И не стала ей ничего говорить. В конце концов, я не ее мама. Хотя чисто физически, пожалуй, могла бы ею быть. Но нет, не мама. И слава богу.