Цивилизация
Сначала все было нормально.
Если в нынешней нашей жизни вообще еще осталось что-то нормальное.
Работы по уши, каждый день нервотрепка, что-то движется, что-то буксует, на что-то нет времени, но приходится находить, — а у кого иначе? Обычные будни обычного человека. Все работают. У всех времени не хватает. Со всеми случаются такие истории.
Шла, допустим, за какой-то совершенно необходимой вещью. От плиты к буфету шла. И по пути забыла, зачем иду. Бывает, ничего страшного.
Или, например, проснулась в четыре утра из-за того, что вспомнила: а счет-то важный не оплатила! Ну поудивлялась, как причудливо устроен мозг человеческий. Поворочалась минут сорок и обратно заснула. Чего такого.
А то сорвалась и накричала на мужа – не потому что он виноват или обидел, а просто перемкнуло, и как с горки на санках, ору, остановиться не могу. Тоже, в общем, не такая уж редкость.
Такая наша доля: жить в постоянном стрессе. В конце концов привыкаешь, потому что деваться все равно некуда, а раз так, голову надо держать высоко, шагать бодро и не позволять себе раскисать. Главный девиз нашего времени – хорошо, что у меня есть работа! И, выходит, чем ее больше, тем «хорошее». Тем ты более везучий – в отличие от тех, кто работы лишился. А значит, нечего ныть, проснулся, выпил кофе и поскакал.
К вечеру еле лапы волочишь? Ну вспомни, что отдых, как сказал кто-то знаменитый и явно не лентяй, есть перемена вида деятельности. То есть потрудился физически, устал как собака, так сядь и поработай мозгами, вот тебе и отдых. Мозги утомились – займись вязанием, а то на пианино поиграй, успокойся перед сном, наутро проснешься отдохнувшей, в хорошем настроении, и опять вперед. Выпил кофе – поскакал.
Знаете, в такой жизни есть определенная прелесть. Ты постоянно при деле, учишься мгновенно переключаться, чувствуешь, как закипает в жилах адреналин – на нем, собственно, и живешь. Окидывая мысленным взором прошедший день, ставишь галочки в длинном списке того, что успел: это сделала, это сделала, это сделала. А для себя ничего не успела, мой косяк, надо непременно завтра сходить на тренировку, работа ведь не повод себя запускать.
И окружающие от тебя в восторге: надо же, какая ты сильная, какая несгибаемая, как много работаешь и успеваешь, да еще улыбаешься, явно же тебе такая жизнь нравится. И этот восторг, это искреннее чужое восхищение нам, поколению недолюбленных и недохваленных, привыкших доказывать свое право на сам факт, что небо тут коптим, – оно слаще конфеты. И хочется прыгать выше и выше, мол, смотрите, я еще и так могу! Я сильная, у меня все получается, а если не получается, я это переживаю на ходу, не останавливаясь и не оплакивая неудачи. Иду вперед, несмотря ни на что. То есть и в этом я тоже молодец. Отличница.
А однажды утром ты просыпаешься и понимаешь, что не можешь встать с кровати.
Физически не можешь, хотя ничего не болит. А можешь только с головой накрыться одеялом, зажмуриться – и чтобы никто не трогал. Лежать в позе эмбриона, беспрерывно гонять одну и ту же мысль, довольно, если вдуматься, глупую, и молиться, чтобы не зазвонил телефон, не пришло какое-нибудь письмо – чтобы день не наступал, молиться. Чтобы было тихо и темно.
Это называют выгоранием, но мне больше по душе простое русское понятие «надорвалась». Надорвался человек. Тащил-тащил, а потом что-то хрустнуло – и все, нет человека. А есть бессильное плаксивое нечто, охваченное апатией, страхом и физической немощью. Ему бы, «нечту» этому, притормозить чуть раньше. Не отмахиваться от звоночков «шла и забыла», а остановиться и прислушаться. Пробиться сквозь адреналиновый шторм к собственному разуму и сказать себе: эй, на пароме, ты в шаге от того, чтобы сесть на мель!
Но это… стыдно.
Вот это все: когда страшно, больно, нет сил и надорвался – оно стыдно, понимаете. Я пишу сейчас эту колонку сквозь мучительный стыд. Что не справилась. Что не дотащила до финишной черты все, за что взялась. По каким причинам взялась, неважно – главное, не дотащила. Стыд за то, что оказалась слабее, чем думала. Что я, оказывается, совсем не такая, какой привыкла себя считать. Это ведь не я рухнула, это рухнула основа моего самоуважения. Ведь раз я слабая, раз я поддаюсь страху и бессилию – за что уважать-то. Уважают того, кто встает и идет, а слякоть, которая прячется под одеялом, – она слякоть и есть. Надрываются только слабаки. С людьми достойными этого не случается.
Так нас воспитывали, и таких людей я всегда считала настоящими героями. Собственно, и сейчас считаю, тут ничего не изменилось. И ответственности за свое «надорвалась» с себя не снимаю: надо было лучше рассчитывать силы. Надо было вовремя закрывать пробоины. Расходовать экономнее, приоритеты расставлять разумнее. Но уж очень мне нравилась такая я, которая все успевала, во все вникала, всему училась на ходу и никогда не ныла и не жаловалась. В собственных глазах я была крутая. В глазах моих друзей, знакомых, подписчиков в фейсбуке. А теперь что же получается: никакой всемогущей Железной Кнопки (помните же эту книгу, да?) не существует? Получается, я всех обманывала? Накладывала на свою реальную сущность красивые фильтры? Создавала виртуальную героиню, как тот японский мужик, который годами вел блог, прикидываясь юной красавицей?
Да нет, конечно. Я бы назвала все это чушью собачьей, если бы оно не было действительно страшной ловушкой, в которую попадают люди эпохи интернет-открытости и социальных сетей. Как бы ни старались мы транслировать свою настоящую жизнь, как бы ни старались не играть, виртуальный образ все равно отличается от реального. Пусть в мелочах, пусть на микрон – но отличается. А дальше происходит то, что прекрасно описал в одной из своих книг Харуки Мураками: сначала это едва заметная трещинка между тобой и тобой, а потом, если вовремя не остановиться, она превращается в пропасть.
И потому люди скрывают депрессию, усталость, слабость. Разводы, рухнувшие отношения, долги, болезни. Потому не просят о помощи. Потому дальше, когда происходит что-то действительно плохое, все удивляются: как же так, он или она еще вчера улыбались, и картинки в инстаграме были такие красивые, и все было хорошо.
А не было хорошо. Было стыдно.
Признаться, что сломался. Что кончились силы. И что того, кто советовал отдыхать, меняя вид деятельности, следует хорошенько отходить кочергой. Стыдно перед людьми — и перед самим собой. И перед врачом, к которому надо идти, вытащив себя из-под одеяла, пока это еще возможно. Стыдно принимать лекарства, потому что это удел слабых духом и вообще наркоманов каких-то. Стыдно признать: я не веселая машинка на солнечных батарейках, а просто человек, который надорвался. Возможно, когда-нибудь потом, когда он отдохнет и пролечится, он снова станет прежним. А сейчас вот так.
Убивают не только последствия тяжелого труда, не только стресс, нервное истощение и тревожные расстройства. Убивает — и гораздо чаще, чем мы думаем, — этот проклятый ложный стыд, диктующий невозможность признать: я не так силен, как считают все и прежде всего я сам. Я не такой, каким видел себя и каким хотел бы быть. Я просто человек, в жизни которого есть не только победы, но и поражения, и это не делает меня хуже, глупее или подлее. Не делает меня «слякотью». Я ошибаюсь, я устаю, я иногда плачу от бессилия — и это совершенно нормально. И желание иногда спрятаться за спинами тех, кто тебя любит и готов защитить, – тоже нормально и правильно. Придет день, когда им, твоим близким, может понадобиться то же самое, и лучше, если в этот день у тебя будут силы, чтобы увидеть это, понять и прикрыть.
Сейчас, когда мир живет словно на взбесившихся качелях, это особенно важно: прекратить быть супергероями. Прекратить повторять мантру «у меня все получится». Прекратить работать на износ и пытаться при этом быть идеальными партнерами, родителями и детьми. Даже если очень хочется. Даже если кажется, что на все это хватает сил. Они, силы, могут иссякнуть в любой момент.
А если уж загнал себя до последнего предела, то не надо этого стыдиться. Не так важно, по какой причине вы оказались на дне ямы. Важно перестать копать и подумать, как из нее выбраться. Что оставить внизу, а что взять с собой, когда начнешь потихоньку карабкаться вверх. И с благодарностью принять протянутую руку помощи. А если никто не протягивает, то попросить. И плевать, что кто-то удивится: «Ведь ты совсем не такой».
Мы все «такие». Или, вернее, любой из нас может стать «таким».
Если, конечно, он человек.
