Сами сдали

Год назад моей соседкой была сварливая пенсионерка, жалующаяся буквально на все, от погоды до Путина. С одиночеством и болезнями она боролась, доводя до белого каления районный отдел милиции, участкового, председателя домкома и распространителей рекламы.

Она гоняла с лестничной клетки курильщиков, захлопывала дверь подъезда перед носом любого, кто не знал кода от замка, а однажды чуть не скормила моих родственников наряду милиции со словами «Я знаю, что здесь живете не вы, и не думайте, что я поверю, будто ключ от этой квартиры достался вам законным путем».

С ней мы чувствовали себя в безопасности.

А потом она умерла, и оказалось, что у нее есть дети — мальчик и мальчик. Один давным-давно уехал в Германию, а второй все это время жил с женой и детьми на соседней улице. Они появились в квартире покойной матери только раз, а уже через неделю у нас завелись новые соседи.

Поначалу мы их не видели; дверь хлопала редко, за стенкой было тихо. О том, что квартира обитаема, говорили конфетные фантики, пустой блистер от каких-то сильных болеутоляющих на полу да кучки шелухи от семечек, аккуратно разложенные на всех горизонтальных поверхностях.

Первая встреча с новыми соседями прошла, впрочем, толерантно: восточный юноша в красных джинсах застенчиво буркнул «здрасьти» и нырнул в квартиру. Через неделю к нам постучались незнакомые люди и на ломаном русском попросили не вызывать милицию, потому что у них будет свадьба. Наутро я проснулась от бурных женских рыданий, доносящихся из-за стены. «Может, это такой национальный обычай, — успокоил меня муж. — Может, порядочная невеста наутро после свадьбы должна плакать».

Потом соседей стало больше.

Пока мы пытались понять, как небольшая однокомнатная квартира может вместить полтора десятка человек, соседи куда-то делись.

Вместо них появились другие, угрюмые, неприветливые и каждый вечер разные. За год в квартире, которую стали называть нехорошей, сменилось несколько составов — таджики, узбеки, зажиточный дагестанский парень с подругой, которая убиралась в общем коридоре, русская пара, нещадно лупившая детей, и, наконец, снова таджики.

Грех жаловаться, по большому счету наши новые соседи не создают каких-то серьезных неудобств. Не буянят, баранов во дворе не режут. И дети, хоть мы и не понимаем, сколько их там живет, в основном воспитанные и по-восточному вежливые. Поэтому довольно долго мы не могли понять: что не так? Почему мы боимся этих людей? Потому что они говорят на незнакомом языке? Потому что их много? Потому что мы ксенофобы? Тогда это стыдно, очень стыдно.

Бирюлевские события все расставили по своим местам. Не погромы даже, а логическое их завершение: поимка предполагаемого убийцы, которого, напомню, опознал человек, сдававший ему квартиру. Мы не знаем, кто живет рядом с нами.

Я понятия не имею, что представляют собой люди, от которых меня отделяет тонкая, даже не несущая стена.

Однушка превратилась в анклав, обитатели которого не считают эту квартиру своим домом, а нас — соседями. Они живут по собственным законам, допускающим бросание на пол фантиков и рыдания новобрачной. И я не могу их за это винить: мы этим людям никто, мы для них чужие.

Но вот кто действительно виноват, так это московские наследнички, делящие между собой арендную плату и откровенно плюющие даже не на комфорт, ладно, бог с ним, а на нашу безопасность. Они не платят налогов. Они приводят в наш дом чужаков и не несут за это никакой ответственности. Не спрашивают у них документов, не интересуются, где они берут деньги на оплату жилья, их даже не волнует, сколько народу будет проживать на принадлежащих им квадратных метрах.

В доме живут люди, которые помнят этих «арендодателей» мальчишками. То есть лестничная площадка, на которую сплевывают семечки наши новые соседи, для «арендодателей» не совсем чужая. Как минимум это дом их детства. Дом их матери. Который, судя по тому, что мы иногда видим сквозь приоткрытую дверь, стремительно превращается в неухоженный проходной двор.

Возможно, я ошибусь, предположив, что собственник квартиры, которую снимал «бирюлевский убийца», вел себя точно так же. В таком случае, как говорят наши таджики, «извинити пожалуст». Но почему-то мне кажется, что эта схема работает во всех уголках нашей страны.

«Сорок штук, и пусть хоть всем аулом тут живут, — пожал плечами один молодой обладатель однушки в Коптеве. — А за криминалом должна следить милиция». А как же соседи, им каково жить рядом с «аулом»? — «Метры мои, что хочу, то и делаю. Кому не нравится, пусть съезжают».

Потом он, этот коптевский коммерсант, планирует сделать ремонт: «Понятно же, что зверьки там все загадят». И отселить туда подросших детей, дом-то хороший, интеллигентный, сосед сверху на скрипочке играет. А пока пусть квартирка поработает, небось не сахарная — кирпичная!

После этого разговора как-то сразу стало понятно, почему нелегальные мигранты сидят на корточках, пристают на улицах к женщинам и чувствуют себя в России как дома. Мы сами продали им этот дом. Быстро. И недорого.