Цивилизация
Две недели назад я был на прекрасной книжной ярмарке в Челябинске. Все там было чудесно – умные посетители-зрители-слушатели, интересный состав выступающих, увлекательные поездки по небольшим городам южного Урала, отличная организация всех встреч, выступлений и перемещений – и, конечно же, яркие и обильные прилавки с книгами самых разных издательств – местных, региональных и столичных.
Но вот эти прилавки – то есть выложенные на них книги – произвели на меня весьма удручающее впечатление. Почему? Ни за что не догадаетесь. А когда узнаете, то подумаете, что я вдруг превратился в махрового консерватора-патриота-самобытника-изоляциониста (что, разумеется, не так – я был и остаюсь сторонником открытого общества и свободной конкуренции в сфере культуры).
Однако факт остается фактом: прилавки заполнены переводными романами, в красивых и стильных, даже, я бы сказал, достойно-сдержанных обложках. Именно так: не видно кричащего стремления зазвать читателя, заставить его взять книгу в руки и хотя бы открыть ее, а там и купить. Красивые скромные шрифты: Матильда Реймс (имя условное), «Бесславная звезда» (название условное). Дизайн обложки как бы говорит читателю: мы тут перед тобой выплясываться не собираемся, ты эту книгу все равно купишь, никуда не денешься.
И в самом деле: если даже только полистать такой роман – и легко убеждаешься: он написан хорошо. Интересно. Увлекательно. Трогательно. Искренне. В общем, книга стоит той (не такой уж маленькой) цены, которую за нее просят.
Стоя у прилавков, я пролистал – почти, можно сказать, прочитал – несколько новейших переводных романов, и моя читательская радость смешалась с патриотической грустью. Патриотизм у меня отнюдь не государственный, а чисто литературный – все-таки мы вышли из гоголевской «Шинели», из салона Анны Павловны Шерер, из каморки Раскольникова, под звуки скрипки Ротшильда. Хочется, чтоб современная русская литература была… Великой? Гениальной? Открывающей миру неведомую ему правду? Да нет, куда там. Снизим градус пафоса и скажем так: глобально конкурентоспособной. Последними по-настоящему, всерьез, на мировом уровне конкурентоспособными произведениями русской литературы были «Тихий Дон» и «Мастер и Маргарита», созданные в первой половине прошлого века, что само по себе наводит на грустные размышления.
Но я отвлекся. Вернемся к переводным романам, которые я просматривал на Челябинской ярмарке. Увы, увы! С первых страниц видно, что эти книги сделаны, то есть задуманы и написаны, явственно лучше, качественней – чем нынешние книги российских авторов. Тут же оговорюсь – «в большинстве случаев». Но тем не менее.
Великая русская литература длилась-то всего сто лет – с 1820-х по 1920-е годы. Но своими бурными и отчасти нелепыми текстами, которые просияли на фоне столь же нелепого, вывихнутого столетия – она сумела сильно навредить современной российской литературе. Главным стало не «как написано», а «что написано». Даже не «что», а «о чем» – и, далее, «за кого» или «против кого».
Это глупо. Ружье должно стрелять надежно и точно, и не важно, о чем думал оружейный мастер, с какой целью он мастерил свое изделие. Если он делал ружье «против врагов отечества» – мы не станем оценивать его выше, чем изготовленное «для забавы охотника».
Однако с русской литературой – в силу понятных обстоятельств русской жизни XIX века – вышло именно так, как в описанном только что случае с ружьем. Говорили: «эта книга против крепостного права», «вскрывает язвы уездной жизни», и вообще – «честная книга»; или наоборот: «безыдейный светский романчик», «любование помещичьим бытом». Отсюда – из стремления к важной теме, к глубокой мысли и к пресловутой «честности» – пренебрежение сюжетом и общей увлекательностью.
Хотя классические русские романы обладали отличной фабулой, она же «story». И «Братья Карамазовы», и «Идиот» с «Бесами», «Отцы и дети» с «Дымом» и «Новью», и «Воскресение» – это очень фабульные вещи. Но их тяжело (иногда просто физически тяжело) читать из-за того, что они так натужно серьезны и многословны. А это получается от того, что автор хочет быть не только сочинителем истории о людях и их судьбах, но вдобавок еще проповедником, философом, политиком, «глубоким экономом», а также хлестким журналистом.
Почему так вышло? Иногда говорят, что, дескать, художественная литература в старой России была единственной трибуной публичных дискуссий. А вот это неправда! В России были десятки (а к началу ХХ века – сотни) журналов, в которых публиковались сотни, а потом и тысячи философов, психологов, социологов, юристов, богословов и просто ярких публицистов. Может быть, русским писателям (всем, кроме Пушкина) было завидно: «Вот я пишу роман, а публика рвет друг у друга из рук сочинения Добролюбова, Писарева, Каткова, Герцена, Суворина, Соловьева, Победоносцева и пр. и пр. и пр., вплоть до Плеханова и Струве. Дайте-ка я тоже что-то этакое запузырю! Умное!». В итоге русские романы перегружены философскими диалогами и вставными главами, где рассуждают уже не персонажи, а сам автор.
Но пора уж понять, что все это – наше славное прошлое. Поклонимся его славе и поймем, что оно – прошло. Один юный поэт сказал мне: «Вот глядите, у Блока написано: «Что ж, пора приниматься за дело, За старинное дело свое. Неужели и жизнь отшумела, Отшумела, как платье твое?» – Блок рифмует «свое» и «твое», значит – можно так рифмовать?» Что ответить поэту? Только одно: «Блоку было можно. Тебе нельзя». Тут ключевые слова не «Блок» (великий) и «ты» (никто и звать никак). Нет! Ключевые слова «было» и «сейчас». Касательно прозы то же самое. «А вот у Достоевского герои болтают часами, сутками! А действие стоит на месте! Значит…». «Ничего не значит. Достоевскому тогда было можно. Тебе сейчас нельзя».
В литературе – как и в искусстве, в технике и даже в производстве товаров широкого потребления – всегда были, есть и будут исключения. Что-то кривобокое, но славненькое. Но в общем и целом там господствует стандарт. Стандарт в самом лучшем смысле слова. Картина должна украшать помещение. Авангардная инсталляция или безумный перформанс должны тоже, представьте себе, отвечать стандартным представлениям жюри о безумствах творческой личности – такой вот не слишком трудный парадокс. А литература – это ведь тоже товар широкого потребления (всякий писатель мечтает о миллионных тиражах). Поэтому книга должна быть сделана профессионально. Фабула, персонажи, антураж, язык, месседж, развитие сюжета и развитие характера – все это должно сложиться в текст, который интересно читать.
Ведущий наш критик и литературный обозреватель Галина Юзефович в своих статьях и обзорах пишет в основном о переводной литературе. Это понятно. Ее задача – сориентировать читателя в мире книг и предложить ему нечто интересное, увлекательное, душеполезное, как говорили в старину. А не призывать его разбираться в косноязычном умствовании. Ибо сказано: «Есть ли между вами такой человек, который, когда сын его попросит у него хлеба, подал бы ему камень?» (Матф., 7.9).
Вдруг вспомнился старый профессор из рассказа Чехова «Скучная история»:
«Развлекаю себя французскими книжками. Конечно, было бы патриотичнее читать русских авторов, но, признаться, я не питаю к ним особенного расположения. Исключая двух-трех стариков, вся нынешняя литература представляется мне не литературой, а в своем роде кустарным промыслом… Самое лучшее из кустарных изделий нельзя искренно похвалить без «но»; то же самое следует сказать и о всех тех литературных новинках, которые я прочел в последние 10-15 лет: ни одной замечательной, и не обойдешься без «но». Умно, благородно, но не талантливо; талантливо, благородно, но не умно, или, наконец – талантливо, умно, но не благородно.
Я не скажу, чтобы французские книжки были и талантливы, и умны, и благородны. И они не удовлетворяют меня. Но они не так скучны, как русские, и в них не редкость найти главный элемент творчества – чувство личной свободы, чего нет у русских авторов. Один боится говорить о голом теле, другой связал себя по рукам и по ногам психологическим анализом, третьему нужно «теплое отношение к человеку»… Умышленность, осторожность, себе на уме, но нет ни свободы, ни мужества писать, как хочется, а стало быть, нет и творчества».
Значит ли это, что российская литература пребывает в тупике, в безвыходном положении?
Нет, не значит. Выход есть, и он – в профессионализме. Сейчас повсюду открываются курсы писательского мастерства, и это прекрасно в принципе, несмотря на вполне возможные отдельные провалы, проколы и даже обманы. Учиться писать – необходимо, причем учиться не «приоткрывать тайны собственной души» или «прислушиваться к журчанию ручейков вечности» – а правильно строить сюжет, делать героев социально и психологически достоверными, не терять половину персонажей на середине романа – в общем, овладевать навыками ремесла. Странно, что многие умные и образованные люди относятся к этим курсам со скепсисом и насмешкой. Но позвольте! Если художник, скульптор, композитор и актер долго и прилежно учатся своему делу – то почему писатель должен быть исключением?
К сожалению, мы привыкли возвеличивать самоучек, непрофессионалов, «талантов из народа». Такие, конечно же, встречаются – и в литературе, и во всех прочих отраслях культуры, науки и промышленности – но нельзя полагаться только на них.
Крепких средних профессионалов должно быть много – только тогда из этой массы вырастут по-настоящему хорошие писатели. Иначе все останется на кустарном уровне, когда на три деревни один печник и один плотник, и люди просто вынуждены прощать им их неумелость и капризы.
Кстати говоря, в США в прошлом году зарегистрировано 42 200 профессиональных писателей. Профессиональных – это значит живущих на литературные заработки. Думается, что у нас в России таких писателей значительно меньше. Да и во всем СССР в 1989 году, то есть перед самым закатом огромной страны – было всего 9 920 членов Союза писателей. Причем далеко не все они жили на литературные или журналистские заработки – там были ученые, врачи, крупные чиновники, военные, для которых членство в Союзе писателей было престижным довеском ко всем прочим почестям или признанием их любительских литературных досугов.
Вот мы и дошли до писательских доходов.
Медианная зарплата американских писателей (а их, повторяю, 42 200 штыков, то есть перьев) составляет 67 000 долларов в год. Медианная – это значит половина получает больше, а половина – меньше. Годовой доход $67 000 – это вполне солидно, хотя и не слишком уж много. В рублях это – разумеется, с учетом паритета покупательной способности – 1 900 000 рублей, то есть 158 000 рублей в месяц «до налогов» (кстати, учтем, что американец платит больше налогов, чем россиянин).
Нижние 10% американских писателей живут на $36 000 и менее в год, то есть на 85 000 и менее рублей в месяц; верхние 10% – на $137 000 и более в год, то есть на 320 000 и более рублей в месяц, что по российским меркам очень даже здорово. Причем речь именно о верхнем дециле – то есть о 4 200 писателей.
Почему в Америке писателей много и почему они так хорошо зарабатывают? Потому что их книги (а также статьи, колонки, очерки) хорошо продаются. А почему они хорошо продаются? Потому что они хорошо написаны. А почему они хорошо написаны? Потому что авторы – помимо таланта и жизненного опыта – обладают мастерством, то есть в совершенстве владеют литературным ремеслом.
«Догнать и перегнать Америку!» Старый лозунг приобретает новую актуальность. Поэтому я с радостью и надеждой смотрю на курсы, где учат на писателя.