Газета.Ru в Telegram
Новые комментарии +

О дивный старый мир!

О прорабах цифровой вселенной

Журналист, писатель

В своей советской юности я несколько раз – в студенческом строительном отряде – был свидетелем такой сценки. Прораб звонил в стройуправление и требовал, орал, хрипел и матюгался, чтоб ему срочно, немедленно, завтра же прислали десять экскаваторов. Десять, да! Не восемь, не девять, а именно десять штук вместе с экскаваторщиками и большегрузными самосвалами!

На самом деле ему нужно было через неделю и один. Но если бы он сказал честно – то через месяц ему бы ответили, что свободных экскаваторов до конца квартала не будет.

Проси много и немедленно! Тогда дадут хоть что-то, хоть когда-нибудь. Кстати, у военных тоже была такая поговорка: «Нужен взвод? Требуй роту!»

Недавно основатель и владелец Facebook объявил о переименовании своей корпорации. Теперь она будет называться Meta, и это слово, по мысли учредителя, исполнено глубокого смысла. «Метафизика», «метаязык», «метарейтинг» и даже «метареализм» с «метаиронией» – греческая приставка со значением «после; за» придает слову некое возвышенно-отвлеченное значение. В данном случае речь должна идти о создании некоей, не больше не меньше, цифровой метавселенной. Во как!

Но ведь это же прекрасно! Даешь цифровую метавселенную – поскольку бумажно-целлулоидная (книжно-киношная) за столько-то лет уже надоела основательно.

Однако завсегдатаи соцсетей запаниковали: все, ужас и кошмар, конец доброму старому миру, цифровой апокалипсис у ворот, мы теперь будем жить в цифровой вселенной, будем делать (любить, выбирать, презирать, обожать, покупать, пожирать, носить и т.п.) – только то, что велит нам «матрица». То есть вот эта кошмарная «мета».

Я бы, однако, не стал паниковать. По двум причинам.

Первое. Оглянитесь на советского прораба из первого абзаца этой колонки. Владелец социальной сети Facebook хочет, чтобы его сеть успешно работала, активно расширяла круг подписчиков, побеждала конкурентов, привлекала новых талантливых сотрудников. Что для этого надо? Неужели повторять, что «мы работали хорошо, но будем работать еще лучше», «у нас высокие зарплаты, а будут еще выше» и прочую дребедень в духе позднего социалистического застоя? Конечно, нет! Не на Брежнева надо равняться, а на Ленина. Предлагать и продвигать нечто потрясающее. Земшарную республику Советов! Победу трудящихся в мировом масштабе! Или – применительно к нашей нынешней теме – создавать тотально-глобальную цифровую вселенную. Это привлечет не только новых клиентов, но и амбициозных молодых людей из IT, которые захотят стать участниками прорыва в неведомое. Еще раз оборачиваясь на успешный маркетинг советских мегапроектов, можно утверждать – именно вот это полуфантастическое «планов громадье» привлекало талантливую молодежь сильнее всего. Фактор «покорения Арктики» был значительно весомее, чем «северная надбавка» к зарплате.

Есть и еще один аспект, скрытый от глаз простого потребителя. Успех компании на рынке определяется не только хорошими продажами ее товара – но и ее капитализацией, с биржевыми котировками ее акций. При этом точно не известно (и в принципе известно быть не может), что от чего зависит. То ли компания очень хорошо работает и от этого цена ее акций растет, то ли акции сильно выросли и дела компании сразу пошли в гору. В любом случае, капитализация компании сильно зависит от того, как ее стратегические заявления воспринимают, грубо говоря, на Уолл-Стрит; от того, что об этом думают аналитики и пророки биржевого мира. Самым богатым человеком планеты – то есть человеком, компании которого имеют самую высокую капитализацию, – недавно стал Илон Маск. Мне кажется, не последнюю роль здесь сыграл мощный, поистине космический размах его проектов. Это вам не сетевые кафе, не супермаркеты, при всем, конечно, уважении…

Мне вдруг показалось, что Цукерберг решил – точнее, сказал, что решил, или, еще точнее – пообещал – сделать на Земле нечто сомасштабное тому, что Маск делает в космосе. Новая цифровая вселенная, ого! Ни минуты не сомневаюсь, что это поднимет котировки его акций, привлечет инвесторов и поможет его бизнесу.

То есть это превосходный маркетинговый ход, который в недалекой перспективе позволит будущей компании Meta сделать какие-то прорывные шаги уже в технологиях как таковых.

Так что можно порадоваться за будущую корпорацию (или возмутиться капитализмом-монополизмом), но не надо бояться, что нас запрут в «метамире», в новой искусственной цифровой вселенной.

И вот здесь пришла очередь рассказать о второй причине не бояться «меты». Еще раз повторю тревожную мантру: «Мы теперь будем жить в цифровой вселенной, будем делать (любить, выбирать, презирать, обожать, покупать, пожирать, носить и т.п.) – только то, что велит нам эта самая «мета», то есть люди, которые ею управляют, а то и вообще какой-то обезличенный искусственный интеллект».

Ужас, правда?

Нет, дорогие алармисты, ничего ужасного. Точнее говоря, ничего принципиально нового. Почему? А потому что задайте себе вопрос – неужели вы и сейчас, и 20, 30, 50 лет назад, и ваши предки 100 и более лет назад – действовали по собственному усмотрению? По призыву своего свободного ума и столь же свободной воли?

Честный ответ: нет, разумеется.

И 20, и 40, и 100 лет назад, и даже, наверное, 200 лет назад тоже – мы все, и все наши предки, жили по подсказке общества, то есть семьи, школы и средств массовой информации. Мы любили, выбирали, презирали, обожали, покупали, пожирали, носили – то, что было «принято», «прилично» или «модно». То, о чем трубили газеты, а потом реклама, а потом кино и ТВ. Неужели, дорогие друзья, вы всерьез думаете, что покупка новых кроссовок или новой книги, поход в кино или просмотр сериала, предпочтение той или иной внешности мужчины или женщины, того или иного напитка, блюда, фасона, марки смартфона и… и… и… (нет же возможности поместить сюда весь глобальный каталог товаров и услуг!) – неужели вы думаете, что вы сами, свободным умом, на основе свободного выбора приняли то или иное решение?

Даже смешно. Вопрос, как говорится, риторический.

И сегодня, как и 200 лет назад, лишь крохотная, прямо-таки мизерная часть наших решений, предпочтений и убеждений, основана на нашем собственном, уникальном и неповторимом, опыте.

Разумеется, в старину таких «собственных решений» было чуточку больше. Но кругозор тогда был значительно уже. Он ограничивался деревенской околицей и ближним лесом. Ну, или городским кварталом. Но и тогда давление общества (общины, соседей, учителя в школе, священника в церкви, старших родственников и прочих носителей традиции и социальной мудрости) было огромным. И без него – никуда.

Взять, например, патриотизм. Это чувство изначально королевское. Только монарх мог сказать «моя страна» в самом прямом смысле слова – «страна, принадлежащая мне, моя вотчина». Потом «наша страна» стали говорить его вассалы, имея в виду, что они сами принадлежат королю, которому принадлежит страна, значит, их имения суть не просто их личные владения – а как бы часть некоего великого целого, управляемого королем. А до простого народа идею «нашей страны» долго доводили священники, учителя и сержанты. Причем не всякий раз успешно. Еще в 1914 году у русских крестьян из сибирской глубинки не было представления о Большой Родине и необходимости ее защищать. Когда началась мировая война, они говорили: «А чего нам с немцем воевать? Вот витебские и смоленские пусть воюют – немец-то на них напал, а не на нас!» В этом, разумеется, виноваты не крестьяне, а учителя и священники: не сумели объяснить, что родина – это больше, чем родная деревня.

Почему я заговорил о патриотизме? Потому что такое, казалось бы, исконное и врожденное чувство, как любовь и привязанность к родине, – на самом деле никакое не исконное и уж точно не врожденное. Его воспитывает школа, пресса, литература, кино. Или, например, политические убеждения и ценности. Все они – левые и правые, прогрессивные и реакционные, почвеннические и космополитические – целиком и полностью сформированы школой, прессой, литературой и кинематографом.

Что уж говорить о чувствах и предпочтениях более поверхностных и подвижных, которые касаются потребления и моды?

Принцип функционирования бумажно-целлулоидной и цифровой вселенных в принципе одинаков: мы вам объясняем, а вы – делаете, как мы сказали. При этом мы стараемся сделать так, чтобы вам показалось, что это вы сами все решили.

Но одно важнейшее отличие все-таки есть. Бумажно-целлулоидная вселенная – это мир, разделенный в отношении 1:100. Мир интеллектуальной сегрегации: есть немногие, которым позволено говорить, и есть масса, которой предписывается слушать и делать, что говорят «умные люди». Мир, разделенный на умников и неучей. Проще говоря, на грамотных и неграмотных. Вся «бумага» и весь «целлулоид» были устроены так, чтобы фильтровать мнения и таланты. Чтоб не допускать до печатного станка и до киноэкрана тех, чьи мнения неважны или враждебны, чьи таланты противоречат канонам или кажутся бездарностью.

Цифровая эпоха – это своего рода «реванш неграмотных», которых примерно 2000, а то и 3000 лет не допускали до трибуны, до книги, газеты, сцены, экрана. А сейчас снять фильм или написать книгу – можно на смартфоне, никого не спросясь. И свободно запостить в социальных сетях.

Вот этот реванш может изменить – то ли слегка модифицировать, то ли сильно скорректировать – старинный принцип «мы поучаем, вы выполняете». Так что прорабам цифровой вселенной будет чем заняться: сохранить цифровую демократию, эту главную ценность интернета – но не выпустить из рук рычаги управления.

Впрочем, именно такова сейчас главная задача современной политики. Так сказать, «метазадача».

Загрузка