Газета.Ru в Telegram
Новые комментарии +

Журналист глобус пропил

Об экопарк-отелях и русских памятниках в России и Европе

режиссер, публицист

Вы знаете, что такое Латгалия? Не знаете? Как вам не стыдно такое не знать! Вы же не блондинка, вы же не Джордж Буш-джуниор, чтоб путать Иран с Ираком, Латвию с Литвой, вы же не Геннадий Зюганов, чтобы путать сионистов и синтоистов. Позор.

Я тоже не знала.

Чтобы знать, что такое Латгалия, надо быть эрудитом, выкованным из чистой стали. Надо быть географом без страха и упрека. Тут бы действительно – Латвию с Литвой различить. Когда я была маленькой, часами стояла перед картой мира. Она меня завораживала.

Нравится она мне и теперь, старая политическая советского времени карта мира. Висит на чердаке дачи и останавливает меня всегда, как иду мимо. И снова затягивает. В СССР с его запертыми границами карта была сказкой про Буратино или про Алису – сунешь длинный деревянный нос в нарисованный очаг мира и окажешься в зазеркалье. То есть, наоборот, из советского зазеркалья – в настоящем мире. Тогда я знала карту наизусть. С тех пор географ глобус пропил. И не один раз. Географию я разлюбила. Все столицы стран забыла. И чуть не горжусь географическим кретинизмом и тем, что я не люблю путешествовать.

Мне трудно войти в контакт с новым местом. Перемещения меня мучают. Как вписать свое тельце в другое пространство без травм?

Оказывается, Латгалия – это Латвия. Но не совсем. Это самая руссколюбивая часть Приба… (ой, нельзя так говорить) стран Балтии. Как выясняется, латышам икается на слове «Прибалтика» – это «при» напоминает об имперском высокомерном отношении СССР к своим северо-западным колониям. Смотрите, не споткнитесь об эту «Прибалтику», если будете тут проездом в Париж. Не опозорьтесь также словом «среднеазиат» (это уже не «Средняя Азия», а «Центральная Азия»), если будете там проездом в Ниццу. Лучше сразу сказать «негр» афроамериканцу…

В Латгалии русских любят до сих пор. Сюда можно въезжать с российскими номерами на автомобиле. И ничего – не помнут, не поцарапают. Еще совсем недавно отсюда ездили латыши в Псковскую область покупать сахар и бензин. Бензин в России был дешевле. Сахар в России был слаще. Ради этого они терпели дикие очереди на границе.

Даже русский памятник – и тот последним держался именно на этой территории – в городе Резекне. В остальных странах уже давно… Сносом последнего памятника советским солдатам на территории Латвии ознаменован наш торжественный въезд на территорию страны.

Пока мы едем на моей машинке по знаменитой трассе «Балтия», проезжаем мимо другого памятника. Это не любимый эстетами ржевский памятник солдату Второй мировой. В снобской среде на этот памятник принято презрительно фыркать. Действительно, строчки из песен (про солдат, которые превратились в белых журавлей) неверно буквально «экранизировать», пластически воплощать. То, что литературно, обычно дурно пластически или кинематографически. Так и тут огромный солдат, разбрызганный, разъятый, разорванный в нижней части, не очень получился. Видна вся конструкция. Такое погружение в вечность пластически воплотить в монументальном сооружении – задача невыполнимая. Хорошо в куплете – плохо в монументе.

Но вот мы тут. И нам памятник почему-то очень нравится.

Мы попадаем в тот день и час, когда начинаются первые заморозки, первый снег, первый туман. Ночь. Прожектора оставляют на туманном плотном небе вокруг памятника макабрические тени и вместо одного улетающего в никуда солдата появляются еще четыре. Грозный хоровод теней солдат, улетающих в небо. Вряд ли его часто видели таким до сих пор. Кто-либо на этой земле. Но нам везет. Душа солдата раздваивается, расчетверяется и столбом подымается в небо. С такими монументальными произведениями не соскучишься. Каждое новое мгновение придает им новый смысл. И смысл этот двоится, учетверяется. Памятник ли это победам, или поражениям, или жертвам, или еще чему-то, что мы пока не знаем сейчас…

По дороге Москва – Балтия полно мест где остановиться. Предприимчивые люди скупили тут озера, понастроили возле этих озер домишки, вокруг домишек понаставили мангалов – обозвали это все экопарк-отелями. Запросили цены, выше европейских. Спрос есть.

Мы останавливаемся в таком экопарк-отеле. Холод собачий. Одеяло одно. Тапочки в холодильнике. Разнообразно обыгранный русский дух утром сильнее: караоке, «банька по-черному» (большой котел на улице), стрельбище, охота на медведя. Прямо здесь можно купить тур в центр спасения медвежат-сирот, которые лишились матери. Видео с рычащими медвежатами давно стали вирусными. Тут о них заботятся. При каких обстоятельствах они потеряли мать, никто не задумывается, слишком мимимишные, дурить себе голову причинно-следственными связями – только позитивное настроение портить. Трогательное соседство в прейскуранте охоты на медведей, медвежьей колбасы, медвежьего сала и центра спасения медвежат-сирот вызывает смешанные чувства: то ли злиться, то ли грустить, то ли хохотать.

Мы почти у границы с Латвией. Бросаем машину у гостиницы под названием, конечно же, «Русь», а как вы хотели. Цена на охраняемой парковке – 150 рублей.

– 150 рублей в час? – спрашиваю.

– Молчи, – шипит на меня друг, – молчи, выдашь себя, и они догадаются, что можно повысить цену в 24 раза.

– 150 рублей в день.

Мы приближаемся к границе. И вот уже на подъезде к Латвии Всевышний так ожесточает наши сердца, что мы вдруг начинаем ненавидеть друг друга. Почему. Зачем. Недоброе небо Латгалии. Говорят, Латгалия хороша всегда. Кроме ноября. Кроме того часа, когда провидению было угодно завести сюда нас.

Мы идем через границу пехом, тихой Ксенией Собчак крадемся через границу, как и она, смиренно, с тем же паспортом, на том же КПП. Знаменитые Бурачки. Я впервые так пересекаю границу. До сих пор это было только Шереметьево, ну, иногда Домодедово. Я понимаю, что когда-нибудь именно я выключу там свет.

Давно не пересекала я границу СССР – Латвия.

А граница это именно СССР, с тех самых времен она не изменилась ни внешне, ни внутренне. Качать права тут немыслимо. Стой и жди. Время тут останавливается. Часы идут по другим законам. Нет никакого смысла их торопить. Бесконечные фуры стоят перед границей с обеих сторон, растянувшись на многие-многие километры. Санкции? Не слышали про такое.

Как они обходят санкции? Граждан каких стран и какие компании нанимают? Но только поток фур не уменьшился с досанкционнных времен.

– Сколько стоите? – кричу водиле. Смеется в ответ. Действительно, что отвечать. Да и темперамент у них не тот. Чтоб на каждый вопрос реагировать. Тут стоят неделями. Сколько ж надо платить за такую-то работу... Сколько ж мы доплачиваем за доставку... Ну и место... Вне страны, вне пространства, вне времени.

Вырвавшись наконец на свободу, грузовики несутся, не различая правил реверсивного движения. И нестись навстречу друг другу по реверсивной полосе тут нормально.

Дальнобойщики как пираты. Могут жить только в дороге, могут жить только с приключениями. Могут жить только одни. Кстати, живут они недолго. Специалисты по старению говорят, что у людей этой профессии самая низкая продолжительность жизни. Самая высокая – у судей в США.

Встречала одного дальнобоя, говорит, дома максимум неделю сижу, потом в дорогу, иначе «я эту суку убью». Ну, ясно, про кого он это с такой любовью…

В Латгалии чистенько и красиво. Ухоженные дома. Чистенькие синагоги. Которые (по известной трагической причине) уже не синагоги, а музеи. Красивое еврейское кладбище. Это могилы еще XVIII и XIX веков. «Тут упокоился такой-то. Человек, следовавший праведности». «Человек, много жертвовавший». «Тут покоится такая-то. Уважаемая женщина, мать раввина Иосифа Бецалеля». «Тут лежит девственница (это плохо или хорошо?) такая-то». «Тут лежит женщина серьезная и основательная». «Женщина скромная и богатая детьми». «Старая женщина, дававшая милостыню». Это места бывшей черты оседлости. Когда-то еврейский городок. Евреев тут давно нет. Война, как всегда, вдохновляет местное население на подвиги грабежей и погромов.

И все-таки кладбище вызывает умиротворение. За ним ухаживают. Говорят, именно любовью к могилам руссколюбивые латгальцы отличаются от русских. «Я не был на могиле отца уже два года», – простодушно говорит наш друг латгальцам и натыкается на глухое неприятие. «Лучше бы я сказал, что изнасиловал девочку»…

Когда мы выезжаем из Латвии, на 50-м километре от границы спадает морок, пропадает злость и отчуждение, отваливается камень в пещеру сердца.

Мы помирились.

Куда мы путешествовали? На самом ли деле в Латгалию? Надо спросить у наших хозяев: видели ли они нас? Были ли мы у них в гостях вообще…

Латвию и мирных латгальцев я в этом совсем не виню. Почему же так было тяжело? Может быть, что-то недоброе случилось тут когда-то с нашими предками. Такое бывает.

Автор выражает личное мнение, которое может не совпадать с позицией редакции.

Загрузка