Цивилизация
Неожиданная и мало с чем сравнимая эпидемия, так сильно изменившая нашу жизнь, пришлась на небывалый расцвет альтернативных пространств общественного досуга.
Судите сами: сравнительно недавно в моду вошли городские парки — из унылых и замусоренных площадок, где иногда играли дети и часто выпивали взрослые, эти места стали превращаться в своего рода городские гостиные — тут вам и цветы, и концерты, и кино, и просто место, где можно поваляться на траве; естественно в компании сограждан — что называется, одному, но вместе. Что и придавало смысл самому явлению. Опенспейсы в офисах, открытые на весь день фойе в театрах, масштабные — на день обзора — выставочные проекты в музеях, превращение библиотек в образовательные центры для всех возрастов, антикафе, квесты и променады…
Горожане все более охотно покупали досуг в компании незнакомых людей: участвовали в акциях и перформансах, бродили по городу с гидом, осваивали уличные представления, флешмобы…
Идеология города как места, в котором каждый житель может оказаться участником публичного взаимодействия и получить свою долю впечатлений, стала важной частью официальной политики.
И вдруг, внезапно, все закончилось. Обязательное ношение масок в общественных местах превращает живое общение в пародию: расслабьтесь, за маской вашу улыбку не увидит никто.
Соблюдение мер санитарно-эпидемиологической защиты, как выяснилось, противоречит даже «духу Бессмертного полка, так как это шествие плечом к плечу, олицетворяющее всеобщее единение, в нем принимают участие семьи целыми поколениями» — заявили его организаторы и отменили шествие.
Я помню, как появился СПИД — произошло это на волне глобальной сексуальной революции. Только-только сексуальная свобода стала признанной ценностью, только-только о сексе стали говорить открыто, и женщинам разрешили выбирать себе половых партнеров, как появился неизвестный дотоле вирус. Так к привычным рискам внебрачных связей добавился новый, смертельный ограничитель.
Человечество быстро приспособилось, с тех пор уже не одно поколение считает нормальным секс только с презервативом. Но каким ужасным, диким и противоестественным это казалось нам, выросшим в условиях естественности и спонтанности.
Привыкнем и к маскам, которые, как кажется, с нами надолго. Приспособимся, будем выражать эмоции не мимикой, а звуками, или жестами. Не будем друг друга касаться. Преодолеем врожденный страх закрытых лиц. Справимся.
В конце концов, адаптируемся к диковатому жанру онлайн совещаний и семинаров, к трансляциям основных событий не только общественной жизни, но и семейной жизни — телевидение давно использует эту опцию.
А виртуальные экскурсии заменят реальные путешествия, особенно если человек, сидящий у компьютера, в конце концов получит в свое распоряжение и сенсорные ощущения.
Но есть одна область, в которой отсутствие непосредственного контакта делает бессмысленным все дальнейшее, просто отменяет суть явления.
Двухметровая дистанция в театрах и концертных залах, в музеях и выставочных пространствах обессмысливает саму идею публичного восприятия искусства.
Играть в отсутствие или при малом стечении зрителей всегда, со времен возникновения публичных зрелищ, было синонимом провала. Даже российское Министерство культуры, оплачивая бюджеты подведомственных учреждений, свою политику до сих пор строило именно на заполняемости залов — театральных, концертных, выставочных. Больше народу — выше дотации, прямая зависимость выражена в рублях.
И вдруг все замерло. Поставлено на паузу.
Актеры театра и кино с начала карантина были отправлены в отпуска, хотя кое-кто продолжал сниматься или репетировать. Но все это время ощущение неясной перспективы не позволяло насладиться каникулами, поскольку закрадывается мысль, а каникулы ли это вообще, не прекратится ли существование театра в привычных для нас формах?
Представьте театральный зал, где редкие, через полтора-два метра сидящие зрители в масках молча смотрят на сцену. На сцене находятся артисты — они что, прямо так, без масок?
А если это опера — артисты без масок поют, и их дыхание вырывается в зал, наполняя его ковидным испарением. Ужас.
А что делать с балетом — танцоры в пачках и в масках с перчатками? Как изолировать друг от друга оркестрантов в оркестровой яме? Сажать их по домам и играть по Zoom? А отставание звука? Какого качества должно быть интернет-соединение, чтобы выдерживать такую нагрузку?
Из-за жалоб на качество трансляций даже самые заядлые театралы отказываются от просмотров. Допустим, технологические проблемы не сразу, но будут решены, а что делать с другими проблемами, содержательными?
После бурного всплеска интереса к искусству в самом начале карантина, когда все сокровища музейной, театральной, музыкальной культуры вдруг были совершенно бесплатно и в огромном количестве предоставлены потенциальным зрителям, довольно быстро стало скучно. Взметнувшись, интерес упал.
Возможность свободного выбора из громадного арсенала вариантов больше не пленяет.
Оказывается, в самом факте выхода из личного пространства в публичное, во включении в процесс взаимного общения и был главный смысл потребления искусства. Человек хочет не информации, он хочет взаимодействия, социального опыта, контакта.
Сегодняшний проект коллективной социальной изоляции обнажил какие-то ранее совсем не осознававшиеся вещи: у многих наших привычек, оказывается, была реальная основа, которую не может заменить условность виртуального общения. Что-то мы получаем друг от друга необходимое. Возможность чувствовать свое единство, наверное.
И нас сегодня накрывает новое чувство — мы, жители мегаполисов, граждане мира — постепенно осознаем себя зрителями большого виртуального спектакля, разыгранного перед нами людьми, чье исполнение взятых ими ролей нам больше не внушает веры. И мы чувствуем — что-то происходит не так. Старые механизмы социальной адаптации перестают адаптировать.
Вроде все снова происходит. Музеи открывают двери для посетителей, правда, по записи, в ограниченном количестве, по заранее согласованному маршруту. В театрах начинаются репетиции — но пока без зрителей.
Возобновились концерты, в зале слушателей примерно столько же, сколько музыкантов на сцене.
В Москве прошла книжная ярмарка на Красной площади. В Юрьевце — международный кинофестиваль имени Андрея Тарковского «Зеркало». Но не оставляет ощущение, что все не то. Имитация старых форм не убеждает, потому что подспудно мы понимаем — дальше все должно пойти иначе, по-другому. Неизвестно еще, по какому другому, но ясно — нечто оборвалось. Новой искренностью, новой чуткостью, новой этикой или новой реставрацией можно назвать то, что идет на смену старому укладу. Но лично я не могу избавиться от мысли о неизбежности прощания с прежними формами.
Если практика изоляции станет обыденностью — по поводу вирусов или других напастей, — прежде всего, изменится экономика культуры. Резко уменьшившееся количество зрителей, посетителей музеев не позволит сохранить прежнюю ценовую политику (хотя и раньше уже многие выражали недовольство абсолютно запредельными ценами в Большой театр, например). Билет в театр, где вместо 800 мест занято 300, отменит все льготы, бесплатные билеты пенсионерам. А уменьшившееся количество посетителей и высокая стоимость посещения сделают социальную пропасть между обычным гражданином и теми, кто ходит в театр или на концерт, огромной. При росте левых настроений и актуальности борьбы с привилегиями такой разрыв вряд ли будет популярен.
К тому же элитарный статус посещения спектакля или выставки ставит под угрозу основу государственного финансирования — учреждения культуры являлись зоной государственной ответственности только потому, что считалось — это обеспечивает равный доступ к культурным ценностям для всех граждан.
Если события офлайн станут доступны только избранным, а остальным придется довольствоваться онлайном, исчезнет моральное обоснование для поддержки всей системы профессионального искусства.
Эксклюзивное искусство для очень богатых невозможно без широкой профессиональной основы, а за нее никто не будет платить. Массовый развлекательный сегмент будет существовать, как и эксперименты молодых, которые готовы творить бесплатно. Что же касается искусства в старом понимании, то его, скорее всего, ждут перемены почище тех, что пришли в начале ХХ века, когда появилась эстетика авангарда.
