Цивилизация
Здравствуйте! Меня зовут Дмитрий Воденников, и я алкоголик.
Так начинается любая сцена про клуб анонимных алкоголиков в западных фильмах и сериалах. Только фамилии и имена меняются.
Поменяем и мы. Грузинский поэт Галактион Табидзе тоже был алкоголиком.
Но еще он выбросился из окна.
Мир состоит из гор,
Из неба и лесов,
Мир — это только спор
Двух детских голосов.
Земля в нем и вода,
Вопрос в нем и ответ:
На всякое «о, да!»
Доносится «о, нет!».
Существует апокриф, что Табидзе выбросился из окна больницы, где как раз лечился от депрессии и алкоголизма, в тот момент, когда к нему пришли подписывать документ об осуждении Пастернака (как раз тогда шла травля).
Но, скорей всего, это только апокриф.
Тем не менее легенда-воспоминание гласит: «Вы хотели от меня подлости, — якобы сказал Табидзе, — пожалуйста, я подпишу эту бумагу, но добавьте сердечности». После чего и выбросился.
Он похоронен на Мтацминдском кладбище. (Поступок ему церковь простила, пишет один источник. Смешно. Какая церковь в те времена? Что она могла простить или не простить? Кстати, где-то рядом похоронена Екатерина Геладзе, мать Сталина, 1858-1937. Говорят, Сталин никого не боялся, кроме нее).
Среди зеленых трав,
Где шествуют стада,
Как этот мальчик прав,
Что говорит: «о, да!».
Как девочка права,
Что говорит: «о, нет!»,
И правы все слова,
И полночь, и рассвет.
Так в лепете детей
Враждуют «нет» и «да»,
Как и в душе моей,
Как и во всем всегда.
Это стихотворение написано в 1924 году. Перевела его (в уже другие времена) Белла Ахмадулина.
А в тридцать седьмом (уже мелькнувшем в круглых скобках, там, где была вспомянута мать Сталина) второй раз забрали жену Табидзе Ольгу Окуджаву (да-да, тетку того, нашего Окуджавы).
В лагере она видела птиц на окнах барака наяву и золотые нити во сне. (Кто опишет наши сны? — однажды сказала женщина, тоже многое повидавшая в те годы.)
«Сегодня ночью опять видела тебя во сне: будто я в колыбели, но не маленькая, а взрослая. Колыбель вся соткана из переливающихся золотых нитей, и тут же рядом сидишь ты и громко читаешь мне лист бумаги: «Вот тебе желанная свобода и впредь будь осмотрительней!..» Проснулась я вся в слезах. Мороз перламутром разукрасил стекла барака, а на них мне, как в детстве, чудится целый сказочный мир: и волки, и медведи, и множество птиц, и других живых существ».
Видела его во сне и плакала.
«Ах, как хочется быть птицей, чтобы опуститься у порога родного дома и хотя бы краешком глаза сквозь кружево занавески заглянуть к тебе», — в этом же письме написала она.
Станем птицами и мы — и перенесемся в кабинет нарколога. Который объяснит нам, что такое алкоголизм.
Существует известное описание, как определить, алкоголик вы или нет. Там около пятидесяти пунктов, но нам достаточно будет и пяти.
Вот они.
Если вы точно помните, когда вы выпили в последний раз (вчера, в четверг, две недели назад, на прошлый новый год, а сейчас уже декабрь), — поздравляю, вы алкоголик.
Если вы помните, сколько у вас в доме выпивки (всегда очень точно: полбутылки, три, ящик без одной), то опять вас поздравляю: вы алкоголик.
Если вы внимательно смотрите, как ваш друг разливает вино, и всегда отмечаете, что ему налили на два глотка меньше – вы алкоголик.
Если вы знаете, что выпивка скоро кончится и надо на всякий случай успеть до закрытия магазина (даже если вы не будете пить эту бутылку), то привет.
Но больше всего мне нравится пятый пункт: алкоголику обязательно захочется кому-нибудь рассказать, что в гостях он выпивает только два бокала вина.
А теперь вернемся к тетке Булата Окуджавы и жене Галактиона Табидзе. Ольге. Отправленной под Орел. Ее расстреляли.
Дмитрий Быков в своей книге «Булат Окуджава» рассказывает, ссылаясь на слова бывшего начальника УНКВД по Орловской области Фирсанова, как это делали. И что происходило потом.
«Они препровождались в особую комнату, где специально подобранные лица из числа личного состава тюрьмы вкладывали в рот осужденному матерчатый кляп, завязывали его тряпкой, чтобы он не мог его вытолкнуть, и после этого объявляли о том, что он приговорен к высшей мере наказания — расстрелу. После этого приговоренного под руки выводили во двор тюрьмы и сажали в крытую машину с пуленепробиваемыми бортами. Деревья, которые находились в лесу на месте захоронения, предварительно выкапывались с корнями, а после погребения расстрелянных были посажены на свои места. Вплоть до 3 октября 1941 года, т.е. захвата Орла немецко-фашистскими войсками, как отметил Фирсанов, им неоднократно направлялись на место расстрела подчиненные под видом грибников для проверки состояния места захоронения. По их докладам, обстановка на месте захоронения не нарушалась».
Эти псевдогрибники особенно завораживают.
Кстати, о маскировке.
Михаил Зощенко, как известно, два раза попал под каток официальных гонений. Второго витка травли он не выдержал. Но нам сейчас интересно именно первое. Почему, собственно, он?
Сталин, как известно, очень нелицеприятно высказывался о Зощенко. В августе 1946 года на заседании ЦК, куда были приглашены и многие видные литераторы, Иосиф Виссарионович сказал роковое о Михаиле Михайловиче. «Почему я недолюбливаю людей вроде Зощенко? — сказал он. — Потому что они пишут что-то похожее на рвотный порошок <...> Кто не хочет перестраиваться, например, Зощенко, пусть убирается ко всем чертям <...> Разве этот дурак, балаганный рассказчик, писака Зощенко может воспитывать?..»
И участь Михаила Михайловича была решена.
По мнению некоторых конспирологов-современников и поздних исследователей, причина такой нелюбви вождя к «писаке» таилась в следующем. В одной из новелл о Ленине Зощенко рассказывает про молодого красногвардейца Лобанова (честный пролетарский лоб, ясные глаза), несшего службу часового в Смольном. Так уж случилось, что он никогда не видел Владимира Ильича в лицо. Ну, только приехал в большой город. И поэтому, когда тот появился и долго не мог найти в кармане пропуск (задумался о мировой революции), часовой хотел было сперва его не пустить. Тогда какой-то человек с усами и бородкой грубо крикнул Лобанову: «Извольте немедленно дать пройти! Это же Ленин!». Однако дедушка Ленин был милым и поэтому остановил грубияна, пропуск в кармане, наконец, нашел и красноармейца за бдительность поблагодарил.
В общем, все кончилось хорошо. Но не для Зощенко.
Потому что когда в первый раз рассказ был напечатан в потом уже злополучной «Звезде» (в 1940 году, в седьмом номере), редактор, такой же бдительный, как красноармеец, посоветовал Михаилу Михайловичу лишить человека, который грубо кричит на часового, бородки, «а то с усами и бородой он похож на Калинина». Зощенко согласился и бороду вычеркнул. Тогда остались усы и грубость. Сталин вообразил, что это о нем. И Постановление грянуло.
— Я, конечно, человек непьющий, — написал однажды Зощенко в рассказе «Лимонад», под видом лирического героя (знаем мы этих героев! нас, как Сталина, не проведешь!).
— Ежели другой раз и выпью, то мало — так, приличия ради или славную компанию поддержать. Больше как две бутылки мне враз нипочем не употребить. Здоровье не дозволяет. Один раз, помню, в день своего бывшего ангела, я четверть выкушал. Но это было в молодые, крепкие годы, когда сердце отчаянно в груди билось, и в голове мелькали разные мысли. А теперь старею.
Видите? Все помнит! И сколько бутылок пьет. И оправдания про «компанию». И когда последний раз пил.
В общем, здравствуйте, дяденька. Вас зовут Михаил Зощенко. И вы алкоголик.
