Цивилизация
Изабель Фауст — знаменитая немецкая скрипачка. Привычное уже, в общем, словосочетание, особенно после Анны-Софии Муттер, которая мало того, что играет на скрипке, так еще для обложек фотографируется чуть ли не в купальниках и поэтому знаменита нарасхват.
Изабелла, хоть и тоже представляет «новое поколение исполнителей», то есть родилась в 1972 году, несколько серьезнее ведет себя и ограничивается исполнительскими парадоксами.
Парадоксов довольно много.
Во-первых, ее побаиваются рецензенты. Каждый непременно описывает ее «безупречную» технику. В принципе у исполнителя такого уровня, солистки, выступающей с лучшими оркестрами мира и сольно гастролирующей техника и должна быть безупречной. Что это вообще за разговор такой — более безупречная, менее безупречная… Просто госпожа Фауст вызывает у них смешанные эмоции, юберфрау, боевой механизм.
Конечно, есть основания так думать. К неполным тридцати пяти годам Изабель Фауст выиграла целую кучу конкурсов, причем большую часть, как полагается, в юном возрасте: конкурс Леопольда Моцарта, скрипача и педагога, известного благодаря собственному сыну, получила премию Паганини, стала Молодым артистом года студии «Deutsche Grammophone» за запись сонат Бартока (попрестижней иных конкурсов, надо сказать, а главное гораздо практичнее, поскольку пишется большими буквами над полочкой в супермаркете и влияет на продажи). Играет на «Спящей красавице» Страдивари, одолженной ей L-Банком земли Баден-Вюртенберг.
При чем тут техника? Точнее, какой смысл, говоря об артистке такого уровня, вообще упоминать технику, как будто она является задачей и смыслом сама по себе.
К тому же у нее пунктик на музыке двадцатого века. Это тоже пугает людей: чем современнее музыка, тем она ужасней, по крайней мере тем менее комфортна и приятна для уха. Люди не любят ее слушать — дирижер Кент Нагано, один из руководителей Российского национального оркестра, например, как-то сказал, что если, как это делалось во времена Моцарта, составлять репертуар только из произведений современных оркестру композиторов, залы будут пусты. Тем не менее, музыканты любят двадцатый век, а госпожа Фауст по нему почти специализируется и к тому же любит восточных европейцев: она играет Бартока и Яначека, а также предшествовавшего им Дворжака.
Мало того, она записывает Фельдмана, Хартманна, Дьердя Лигети и других композиторов, которые очень редко звучат в концертных залах. При этом ничто человеческое ей не чуждо — Баха, Гайдна и Бетховена она тоже играла.
Например, она участвовала в очень интересном проекте — переложения клавирных концертов Баха для трех скрипок. Это очень в баховском стиле — отец двадцати детей экономил материал и одну и ту же музыку продавал по нескольку раз как различные инструментальные концерты и пьесы, духовные и светские кантаты как учебный материал для многочисленных дураков-учеников. Это вообще было принято в те годы, так что любое переложение Баха, если оно сделано с должным уважением и фанатизмом, вполне легитимно.
Все это она привезет в Москву. Здесь она выступит в Большом зале консерватории вместе с Российским национальным оркестром под руководством Владимира Спивакова. В прошлый раз она играла Хиндемита, Дворжака и Бетховена, в этот раз программа будет еще замысловатей: оркестр сыграет Ленинградскую симфонию Шостаковича, потому что в этом году все играют либо Шостаковича, либо Моцарта — юбилеи, никуда не деться, а госпожа Фауст исполнит концерт Дворжака для скрипки с оркестром.
Чтобы совсем уж не замучить публику, будет сыграна до-минорная пассакалия Баха в переложении для симфонического оркестра. Интриги следует ждать во время бисов: когда они последуют, Изабель Фауст сыграет что-то либо совсем современное и атональное, либо наоборот — романтическое и нежное. Очевидно, все зависит от того, сколько больных гриппом и бронхитом придет на концерт скрипачки и будет проверять идеальную акустику Большого зала раскатами кашля.
