В последнее время стало модно разбираться заново с искусством советского периода. Тенденция понятная: после недавних переоценок, вполне радикальных, так и не возникло адекватного представления об ушедшей эпохе. Кто кого победил, кто в чем виноват и кто куда на самом деле стремился – все эти вопросы остались без ответа. Вернее, ответы были придуманы на скорую руку, но вряд ли устраивали вдумчивых зрителей и читателей. Если авангардисты – это хорошие парни, а соцреалисты, соответственно, плохие, то куда денешь тот факт, что население Страны советов воспринимало вторых гораздо естественнее, чем первых? А если наоборот (в смысле эстетики), то почему весь мир чтит супрематистов с конструктивистами и ни в грош не ставит творческий метод победившего социализма? А посмотреть совсем уж с другой стороны, так окажется, что картины с вождями и колхозниками стоят сегодня неплохих денег, и покупателям совершенно наплевать на искусствоведческие трактовки.
Словом, разброд и шатания.
Навести в этой сфере виртуальный порядок, расставив если не все, то многое по местам, призвана выставка «Борьба за знамя. Советское искусство между Троцким и Сталиным. 1926–1936».
Прогрессивная установка гласит, что соцреализм и был органичным продолжением авангардных экспериментов, только в иных формах. Тезис этот представляется крайне умозрительным, проиллюстрировать его сложно. Да и большинством исторических фактов версия не подтверждается. Куратор Екатерина Деготь пошла по другому пути, показав публике «промежуточную стадию», когда авангард постепенно сходил на нет, а соцреализм еще не отлился в бронзе.
Иначе говоря, советское искусство должно было предстать крайне оригинальным и одновременно трендовым в международном смысле.
Типа у нас все обстояло не хуже, чем в мировых художественных столицах, но со спецификой. Зовется эта специфика коммунистической идеологией. Просто такая местная фишка. Будто бы в означенный период творцы по собственному усмотрению и каждый на свой лад воспевали строительство новой жизни, причем делали это в истинно модернистском ключе.
Исходя из концепции, в выставку включили много непривычного для зрителя материала. Здесь и авторы «Круга художников», и романтичные ОСТовцы, и деятели ЛЕФа, и правоверные АХРРовцы – все те, кто претендовал на «ленинское знамя» в деле развития и утверждения нового искусства. Пока позволительно было конкурировать, люди конкурировали.
Но ощущение богатства спектра все же мнимое.
Действительно, недолгое время у художников была иллюзия свободы, но даже эта иллюзия ограничивалась идейными рамками. Власть до поры терпела «попутчиков», а вот любую «контрреволюцию» давила с самого начала. Несогласные с переменами в революционной России оставались за бортом. Дискутировать дозволялось только о способах прославления режима. Скажем, воссозданный фотоколлаж «Пресса» Эль Лисицкого и Сенькина, созданный для выставки 1932 года в Кельне, – это пример конструктивистского подхода к вопросу, а эскиз панно «Знатные люди Страны советов» кисти Дейнеки – образчик уже другого, некогда ОСТовского рецепта.
Репертуар выставки крайне любопытен и изобилен (около 250 экспонатов от 115 авторов), однако не стоит думать, будто он полностью закрывает тему. По сути, здесь прослежена история советского госзаказа. Сфера деятельности индивидуалистов и «безыдейных отщепенцев» почти не тронута. Энтузиазмом были охвачены многие художники, но далеко не все. Без «маргиналов», которые в борьбе за ленинское знамя не участвовали изначально, представление об искусстве той эпохи неминуемо будет ущербным.
Пожалуй, мы здесь имеем дело все-таки не с жирной точкой, а с отточием.
Как бы прикольно ни смотрелись сегодня полотна вроде «Экскурсии на шарикоподшипниковый завод» или «Прокладки железнодорожного пути в Магнитогорске», едва ли их можно рассматривать как наш бесценный вклад в мировую культуру. И сколь бы передовыми решениями ни был насыщен плакат «Нарпитовец, повышай свою квалификацию!», опрометчиво было бы сразу записывать его в абсолютные шедевры. У искусства все же существуют собственные законы, которые, конечно, не могут не испытывать влияния политической конъюнктуры, но вряд ли ей полностью подчиняются. Между понятиями «советское искусство» и «искусство советского периода» существует некоторая дистанция.
Выставка «Борьба за знамя» предлагает вписать в международный контекст только первое, оставив за кадром второе. То ли оно просто в концепцию не укладывается, то ли время для него еще не пришло.