Цивилизация
— Как бы вы охарактеризовали сегодняшнее состояние современной детской и подростковой литературы?
— Когда мы говорим о прежней, хорошей детской литературе, мы держим в голове выжимку лучшего из лучшего за десятки лет. Когда говорим о нынешней — «проблемной» — подразумеваем достаточно синхронный срез всего сразу за пару лет в лучшем случае. Так вот среди этого «всего сразу», безусловно, есть очень хорошие книги. Настолько, думаю, хорошие, насколько это вообще возможно в нынешней культурной и социальной ситуации.
Но нельзя отрицать печального обстоятельства: новых книг отечественных авторов для детей выходит мало. Большинство издателей не видят здесь перспективы, у них какой-то собственный образ детской литературы. Скорее, они настроены на родителей, на то, что те с максимальной вероятностью купят своему ребенку. А что знают и помнят родители? Опять возвращаемся к проверенной советской «классике».
— Не кажется ли вам, что мы все время сравниваем несравнимые вещи: в советскую эпоху жесточайшая цензура оставляла лишь одну возможность писать – детскую литературу?
— Я вовсе не вижу возможностей для сравнения, критериев. Тогда выпуск детской литературы был плановым государственным делом, целые громадные издательства на это работали. Такая ситуация порождала большое количество официоза, литературной симуляции, но позволяла неплохо жить и отличным авторам. Я не думаю, что талантливые детские авторы появлялись из «серьезных» писателей, которым мешала высказываться на «взрослом» поле цензура. Но в детской литературе при общей идеологической параноидальности эпохи было, конечно, свободнее.
— Как вы вообще относитесь к высказываниям «Детской литературы у нас нет!», «За 10 лет не написано ни одной хорошей детской книжки»?
— Ну, так уж и ни одной? А за предыдущие десять написана хоть одна? А вообще, со времен, скажем, «Дяди Федора»? Мне не хочется прибегать для опровержения к называнию конкретных имен, поскольку у меня взгляд вынужденно профессиональный. И мои оценки, я это отчетливо понимаю, далеко не всегда совпадают с каким-то усредненным читательским мнением. И даже с мнением жюри «Заветной мечты» они часто расходятся. Но резкие обобщающие заявления сами по себе подозрительны. Нынешняя детская литература и существует-то — хорошо, если десять лет. Это не значит, что никто ничего не писал, но страна находилась в шоке, не до того было. Чтобы детская литература могла проявиться, стать частью общественной жизни, надо позволить ей лет хотя бы пять спокойно развиваться.
— Существуют ли для вас критерии хорошей детской книжки?
— Главный критерий: не существует такой хорошей детской книги, которую было бы неинтересно читать взрослому. То есть скидок в оценке нет.
— Издатели руководствуются, главным образом, коммерческими раскладками, а какими соображениями руководствуется литературный совет?
— Литературный совет «Заветной мечты» не может не отметить, скажем, хорошую жанровую книгу. Например, детский детектив, сделанный пускай и по определенному шаблону, но очень качественно. Вообще, для детской литературы требование оригинальности не представляется мне таким уж первостепенным. Но! Должны быть живые, запоминающиеся герои с яркими речевыми характеристиками. Действительно острые ситуации. Наконец, все это должно быть хорошо написано. В случае фэнтези, сказочных сюжетов – то же самое, только в десять раз сильнее, потому как там заведомая шаблонность куда сильнее затягивает авторов.
С другой стороны, мы не можем не отметить вещи достаточно сложные, заведомо адресованные очень немногим юным читателям, но являющиеся действительно ярким литературным событием. Вспомним из финалистов прошлых сезонов книги Марины Вишневецкой, Анатолия Кима, Сергея Боровикова….
— Считаете ли вы, что книги, не соответствующие представлениям издателей о правильном «формате», обречены на читательский «неуспех»?
— Профессиональный издательский подход соответствует некой усредненности: издатель как бы владеет формулой успеха, знает, «как надо» — и подбирает материал в соответствии с этой формулой. В мире детской литературы это порождает «серийные» сочинения. Некоторые такие «серии» еще туда-сюда, а некоторые чудовищны в своей пошлости – например, «романы для девочек». На большой успех в рамках этой стратегии рассчитывать нельзя, можно производить более или менее продаваемый продукт.
Для достижения действительно большого успеха, для того, чтобы вызвать неожиданный читательский бум (а он всегда неожиданный), нужно рисковать. А тут нужно обладать помимо профессионализма еще и чутьем.
— Получается, что любой, даже самый компетентный экспертный совет, заведомо проигрывает в своей компетентности в глазах читателя, ведь он далек от рыночной конъюнктуры?
— Далек предельно, потому что в его задачи абсолютно точно не входит поставлять издательствам литературу, которую им удобно будет издавать. Мы не обслуживаем издательства. Мы предлагаем им обратить внимание на те или иные книги, которые нам представляются интересными, значимыми. Перспективность в коммерческом отношении мы не оцениваем – мы не торговая палата, а экспертный литературный совет, и у нас другой уровень, другая область компетентности.
И многие издательства обращают внимание. И спрос на эти книжки, случается, опережает предложение. Могу привести пример из книг-лауреатов ЗМ: «Класс коррекции» — несмотря на допечатку «Самоката», книжку достать почти невозможно. То же самое происходит с книгами Станислава Востокова.
Вспомним тут, конечно, «Гарри Поттера». Как пример коммерческой непрогнозируемости. Сколько там раз Роулинг безуспешно пыталась издать первую книгу? Не катит, отвечали ей в издательствах, про школу какую-то не станут читать.
— Какова, по вашему мнению, роль литературных премий, в частности «Заветной мечты», в литературном процессе?
Роль большая и все растущая. Пятнадцать лет назад от литературных премий (любых) отмахивались и газеты, и издательства – мол, что они там делят между собой, мы-то знаем, что народу надо. Сегодня в магазинах то и дело видишь отдельные пирамидки: лауреаты такой-то премии, финалисты такой-то. Но самое главное (это не мои слова, но я с ними полностью солидарен), что литературную премию дают человеку за то, что он писатель. За то, что в очень непростое время он не предал ремесла и призвания. У кого-то это возбуждает зависть, а кому-то, и не обязательно победителю, поднимает самооценку, позволяет поверить в значимость, смысл того, чем он занят.
