Цивилизация
Кажется, если чудеса случаются, то где-нибудь в другом месте и не с такими людьми, как Кэти. Миловидная, но несколько заморенная молодая женщина обитает в трущобах, воспитывает в одиночку дочь и пашет на заводе. Даже когда Кэти подмечает на работе испанца Пако, в их романе не будет места волшебству.
Все четко по списку: секс в туалете, ужин в ресторане, совместное проживание, ребенок.
Рики уродился столь беспокойным плаксой и так донимал небодрых от бедняцкой жизни родителей, что, обнаружив на спине у сына кровоподтеки, Кэти тут же бросается к Пако: «Что ты сделал?». Из синяков, однако, вскоре начинают резаться крылья.
«Нет больше старого доброго Франсуа Озона, злобного гения, страшного провокатора, — кричат недовольные. — Сломался мэтр!»
И даже многие из тех, кто остался верен режиссеру, признаются в разочаровании: шутка ли — вместо сатиры, болезненных увлечений и разваливающихся любовей увидеть бездны невесть откуда прорвавшейся гуманности. Да и сам Озон с удовольствием подтверждает — мол, возраст пришел, задумался о семейных ценностях, а с провокациями пора уже приостановиться.
Так ли? «Рики», действительно, умилительная сказка про чудо, которое может заглянуть к каждому средь бела дня. А также трагическая история о том, что к чуду мы не очень готовы. А еще печальное напоминание: чудо может стать испытанием.
И над всем этим парит розовощекий младенец, бодрый, сытый и веселый, как бы демонстрируя, что, даже если он испытание, в этом-то и заключается счастье.
Но Озон все-таки Озон: гораздо больше мистики и грудничков его интересуют внутрисемейные отношения — непростые, противоречивые, недобрые, которые он разглядывает как под лупой, время от времени меняя условия задачи. Кэти и дочь — обе несчастливы. Появляется Пако — дочь ревнует. Рождается Рики — Пако раскис.
Что же касается провокации, позвольте, но разве не вызов — пнуть социальное кино в стиле Лоуча и Дарденнов, сбросив на бедняков, с их заводом, ночными сменами и дежурствами, паранормального ребенка, и потешаться, глядя, как те таращат глаза и пытаются приклеить крылья пластырем к спине?
И разве не вызов — оболванить религиозный сюжет (а как иначе воспринимать крылатое дитя?), превратив его в совершеннейшую трагикомедию?
Счастливый отец предлагает заключить сделку с телевидением, мамаша держит малыша чуть ли не в клетке, врач советует ампутировать лишнее.
Однако самая большая провокация Озона состоит в том, что, прикрывшись пеленками-распашонками, он умудряется сказать весьма неприятную вещь: сущность волшебного явления волнует человека значительно меньше, чем вызванные его появлением сугубо прагматические проблемы.
