Цивилизация
Давно уже принято считать, что модельер – это тоже художник. А если начитаться глянцевых журналов, то можно даже решить, что Художник с большой буквы. Недаром в последние годы в крупнейших мировых музеях практикуются показы творческого наследия великих кутюрье прошлого – Поля Пуаре, Коко Шанель, Кристиана Диора… Кстати говоря, нас это поветрие не миновало: вспомните недавние выставки, посвященные упомянутым культурным героям, в ГМИИ и музеях Кремля. Смысл проведения подобных акций именно в музейном пространстве очевиден: фэшн утверждается в качестве полноценного арта. Собственно, уже утвердился.
Но все-таки червь сомнения исподволь гложет и самих творцов, и поклонников их таланта: а что если мода – всего лишь мода, а не путь к вершинам человеческого духа?
Не возьмемся утверждать, что Вячеслава Зайцева терзали и продолжают терзать мысли такого свойства. Однако нельзя не заметить, что на своей юбилейной выставке (разумеется, в музее – где же еще?) он акцентировал не этапы своей модельерской карьеры, а занятия для себя побочные. Нет, обойтись совсем уж без демонстрации платьев и пальто маэстро вряд ли рискнул бы: столь радикальный эксперимент зрителям наверняка пришелся бы не по вкусу. Наряженные манекены в залах ГЦТМ время от времени встречаются, но исполняют скорее роль антуража. А на передний план выступают экспонаты иного рода – эскизы театральных костюмов, афиши к спектаклям, экспрессивные полотна «для души» и постановочные фотографии.
Все это, понятное дело, исполнено самим бенефициантом.
Нечаянно так получиться не могло: персональные ретроспективы бывают не каждый день даже у известных кутюрье, поэтому сомневаться в наличии режиссуры не приходится. Скорее всего, Вячеслав Михайлович руководствовался какими-то интимными соображениями, взяв за основу выставки свое изобразительное творчество. Мол, все-таки художник перед вами, а не ремесленник-портной, пусть даже заслуженный… Порыв был, вероятно, искренним, но по факту оказался несколько опрометчивым. Присказка про «разные грани таланта» хороша в застольной речи, а вот на практике она подтверждается далеко не всегда.
Наверное, Зайцев и впрямь выдающийся кутюрье, тут уж судить знатокам и историкам моды, но живописец он весьма заурядный. И фотограф так себе.
Не надо быть патентованным экспертом по искусству, чтобы разглядеть многозначительную вычурность в постановочных кадрах с полуобнаженными натурщиками и засечь имитацию вдохновения в псевдоэкспрессивных пастелях с названиями «Нежность» или «Напряжение».
Увы, гипнотический эффект от этих опусов может подействовать разве что на тех, кто и так уже находится под гипнозом бренда Slava Zaitsev. Непредвзятый наблюдатель, скорее всего, пожмет плечами, а то и хмыкнет. Не то чтобы данные произведения были смешны и нелепы, но уж слишком явно здесь прочитывается самоупоение, граничащее с экзальтацией. Изобразительный гламур, созданный якобы «на разрыве аорты», не может не быть в какой-то мере комичным. Беда в том, что сам автор этого комизма не чувствует ни на йоту; он переполнен демиургическим пафосом… Справедливости ради следует сказать, что упомянутый синдром свойствен и коллегам Зайцева по модельерскому цеху. Например, в конце прошлого года в Москву привозили выставку живописи от знаменитого Кензо – и там была такая же деловитая помпезность, только в профиль.
То ли им всем одно и то же шепчут на ухо льстецы-доброжелатели, то ли это просто вид профессионального заболевания.
Оценивать сценографические успехи юбиляра сложнее, поскольку главным критерием на сем поприще служат спектакли, а не эскизы, однако все-таки рискнем предположить, что бывают художники по костюмам и поярче. Актерские одеяния от Вячеслава Зайцева выглядят добротными и профессиональными (не зря ведь ему заказывали эти работы известные столичные театры вроде Малого, «Современника» и «женского» МХАТа), вот только революционных прорывов в них не заметно. Видимо, и задачи такой не стояло.
Между тем художественная ценность театральных рисунков напрямую зависит от их неординарности и причастности к легендам.
Не будь, скажем, дягилевской антрепризы, не возникла бы и феноменальная сценография от Серова, Коровина, Бакста, Головина. Или же надо быть последовательным, целеустремленным, где-то даже фанатичным служителем Мельпомены вроде нашего современника Сергея Бархина, чтобы оставлять значимые следы в театральной истории. Заказы от случая к случаю – это лишь штрихи к биографии, но не ее суть. Пожалуй, суть биографии Вячеслава Зайцева состоит все-таки в служении другой музе – музе бутика и подиума (будем верить, что таковая существует). Это служение дается ему лучше, чем какое-то иное. Стоило ли на юбилейной выставке впадать в кокетство и преподносить себя в качестве ренессансно одаренного «многостаночника»? Хватило бы и просто моды.
