Размер шрифта
А
А
А
Новости
Размер шрифта
А
А
А
Газета.Ru в Telegram
Новые комментарии +

Баланчин без блеска

Большой театр показал балет «Драгоценности»

На сцене Большого театра прошли премьерные показы одноактных балетов Джорджа Баланчина, объединенных общим названием «Драгоценности», на музыку Форе, Стравинского и Чайковского.

«Драгоценности» навеяны брошками, ожерельями и кольцами, которые американский хореограф Джордж Баланчин увидел во время визита в ювелирный магазин Van Cleef & Arpels в Нью-Йорке. Может быть, мэтр вспомнил детство в петербургской балетной школе и балет «Спящая красавица», в котором есть россыпь вариаций фей драгоценных камней, золота и серебра. А может, просто принял вызов приятеля, скрипача Натана Мильштейна, который принялся подзуживать Баланчина: мол, сделай то, что никто еще не делал, — балет о камнях.

В «Изумрудах» на музыку Форе семь солистов (две пары и трио) и десять танцовщиц. «Рубины» отданы ведущему дуэту и соперничающей с ним солистке в обрамлении гарцующего, как лошадки, кордебалета. «Бриллианты» исполняются двумя ведущими парами, тремя солистами и развернутым ансамблем, танцующим торжественный полонез. Это уникальные пространственные конструкции, сочетающие жесткий математический расчет и проникновенную музыкальность; искусствоведческих спекуляций вокруг бессюжетных «Драгоценностей» наверчено столько, что хватило б на десять других постановок. Часть концепций справедлива и интересна, да и сам «мистер Би», хоть и немилосердно посмеивался над извилистыми интерпретациями («теперь я знаю, о чем мой балет, я вчера прочитал об этом в газете»), все же иногда намекал, как следует понимать его постановки. Так и пошло:

в «Драгоценностях» будто бы описаны три страны. Франция — элегантно-респектабельные «Изумруды» и французская школа танца. Америка — джазовые бесшабашные «Рубины». «Бриллианты» с Чайковским — Россия, Петербург, откуда родом Баланчин, и, конечно, ностальгия по Императорскому балету.

Но все это соус к основному блюду. Главное — особенный стиль хореографии и манера исполнения вроде бы привычных по балетам Петипа классических движений. То, что позволило назвать постановки великого Джорджа «неоклассикой» или «неоклассицизмом», причем «нео» — главная, смыслообразующая часть целого.

Большой театр, купив хореографию у Фонда Баланчина, сделал собственные костюмы и декорации. Но обновление как-то не задалось. Золотая шкатулка от ван Клиффа послужила прототипом странного занавеса, который, по правде говоря, больше напоминал рисунок на бумажных обоях. Мертвые серые ткани, которыми обтянули кулисы, никак не хотели символизировать внутреннюю обкладку этой самой шкатулки (так задумывалось сценографом). Исполнители «Рубинов» и «Изумрудов» танцевали перед увесистыми вертикальными цветными столбами, покрытыми таким количеством ярчайших кристаллов и сверкающих полос, что мама дорогая.

Честное слово, подлинные изумруды и рубины (которые подразумеваются) так не блестят.

Одежды исполнителей, конечно, были зелеными, красными и серебристо-белыми, довольно густо покрытыми кристаллами Swarowski. Сверкающие точки не мешали бы, если б не навязчивая перекличка с задниками: тут уж одно из двух — либо блеск на корсажах и юбках, либо в декорациях. И то и другое — перебор, перетягивающий взгляд и отвлекающий от танца.

Впрочем, в данном случае это скорее пошло во благо: премьеру испортила роковая приблизительность исполнения.

В XXI веке нашим артистам пора бы понять: классический балет Баланчина — это чистый авангард века двадцатого.

Морис Бежар недаром сказал, что Баланчин «столь же бесспорно современен, как Пикассо, Пауль Клее, Джакометти или Пьер Булез». И в этом смысле не важно, что в танцах сохранились пуанты и пируэты. Баланчин вел поиски новых пластических решений в том же направлении, что и танцовщицы-«босоножки» типа Айседоры Дункан или Марты Грэм. Только творил иным, чем Дункан, способом: его балерины не опускались на голые пятки. Важно, что хореограф уводил тела от тирании старого балетного академизма, предложив свой, не менее жесткий канон.

Но наша труппа (не только наша, в Мариинском театре та же ситуация), видимо, рассматривает его балеты как своего рода испорченного Петипа.

А что? Баланчин окончил петербургское балетное училище? Да. Использовал те же классические па? Сколько угодно. Так в чем вопрос?

Сходства с Баланчиным на премьере оказалось не больше, чем у поверхностной живописной копии — с утонченной картиной-оригиналом. Было слишком мало творчества и чересчур много рутины. В танце не чувствовалось желания освоить новое, зато стремление подмять новизну под старые навыки просматривалось вполне. Похоже, что артисты вежливо выслушали требования американских репетиторов из Фонда Баланчина, а потом вышли на сцену и сделали всё наоборот.

Наши исполнители одержимы стремлением придать «бессмысленным» балетам Баланчина свой «смысл». В результате они станцевали слишком жирно и в то же время невнятно, уничтожая ювелирную тонкость баланчинской выделки. Вместо него лился поток классического танца непонятного происхождения. Временами это казалось занятным, временами — скучным, а иной раз напоминало, как выразилась одна ехидная зрительница, «комсомольское собрание в школе на задней парте». Жаль только, что зрители останутся в уверенности, что предложенное зрелище и впрямь соответствует ритуальной фразе в программке — «постановка выполнена в соответствии со стандартами стиля и техники Баланчина».