С первого взгляда может показаться, что новый спектакль ГАБТа — реинкарнация чего-то старинного. На сцене битых три часа действуют чистенькие и нарядные разбойники, а также прекрасные дамы в кринолинах и изысканные «графья» в пудреных париках, наперебой выделывающие мелкую балетную технику, истоки которой лежат аж в придворных балетах времен Людовика Четырнадцатого. На самом деле «Марко Спада» — даже не новодел.
Это спектакль, который был с нуля сочинен в 1981 году в Римской опере только для того, чтобы дать новую роль стареющему Рудольфу Нурееву.
Знаменитый премьер хотел станцевать актерски и балетно выигрышную партию Марко Спада — то ли разбойника, играющего в аристократа, то ли аристократа, играющего в разбойника.
Нет, конечно, балет с таким названием в природе существовал — когда-то. В 1857 году в Париже хореограф Жозеф Мазилье поставил «Марко Спада» на сюжет одноименной оперы Обера (либретто написал модный драматург Эжен Скриб). Композитор не просто предоставил оперную музыку, а нарезал кусочки разных своих партитур и смешал их «со взбалтыванием».
Получилось нечто второсортное, но истории балета к такому не привыкать.
Хотя времена романтизма во Франции (да и везде) уже прошли, классический балет действовал по инерции — или по своей всегдашней сказочно-романтической природе, требующей необыкновенных персонажей с повышенными страстями и экзотическими обстоятельствами. Так появились танцы о жизни римского уголовника XVIII века Марко Спада, шурующего со своей шайкой в окрестностях Вечного города. У лощеного бандита есть любимая дочь Анжела, а также светские знакомства в виде губернатора и его дочери-маркизы, офицера Пепинелли, влюбленного в маркизу, и князя Федеричи, который хочет жениться на Анжеле. Но тут дочка бандита узнает о профессии папы. Думаете, это девушку смутило? Ничуть.
Не зря балет первоначально назывался «Марко Спада, или Дочь разбойника».
Анжела прибегает в разбойничий лагерь, где цепляет на спину ружье и присоединяется к отцовской шайке. Грядет облава, Марко Спада ранят, и перед смертью он отрекается от чада («не родная она мне»), чтобы девушку не замели вместе с шайкой и она смогла бы выйти за князя. Нелепая и смешная история понравилась публике и продержалась на сцене Парижской оперы относительно долго, поскольку в главных женских партиях выступали балетные дивы тех лет — Каролина Розати и Амалия Феррарис. Но с тех пор о балете «Марко Спада» никто и не слышал — пока Пьер Лакотт не вернул название и музыку к жизни.
Все остальное, включая декорации и костюмы, он сочинил сам.
По ходу дела на сцене появятся живая собака и такая же лошадь. Арлекины спляшут буффонный танец. Солдаты промаршируют, как заводные куклы. Ограбленный священник упадет в обморок. Произойдет народная свадьба. Портреты предков на стенах дворца окажутся лазейкой для бандитов. Аристократы покажут манеры на светском балу, разбойники в горах зайдутся в тарантелле, а влюбленные не раз прижмут руки к сердцу. Владение пантомимой, в том числе и комической, важно в постановках такого типа, и первый премьерный спектакль тут был на высоте, вплоть до кордебалета, уморительно изображавшего, например, обращение итальянских масс к губернатору с просьбой о поимке бандита. «Некто, неизвестно откуда взявшийся (общий взмах руками за собственные спины), обчищает наши карманы (размашистое поглаживание своих же боков), так что, ваше превосходительство, примите меры (синхронное протягивание ладоней к начальству и скорбные лица), а не то мы за себя не отвечаем» (негодующее потрясание сжатыми кулаками).
Понятно, что на премьеру такого рода нужно идти не за глубокомыслием, а за развлечением.
Тут нет ни лирических глубин, ни глубоких метафор, но есть прелесть кукольного театра, пусть и поверхностная, и, если хорошо cтанцевать, наслаждение для глаз. После тяжелого рабочего дня — самое оно. Но, скажем сразу, спектакль имеет недостатки. Он, во-первых, несколько затянут. Кажется, что Лакотт, щедро снабжая артистов комбинациями, никак не может остановиться. Уже по две вариации герой или героиня станцевали — ан нет, будет и третья. И ничего что текст танца чрезвычайно сложный: такого, пожалуй, не было и в предыдущих работах хореографа (он специализируется на подобного рода «экранизациях по старинным мотивам» и, в частности, 11 лет назад поставил в Большом театре балет «Дочь фараона»).
В конце концов, кажется, что Марко Спада не от пули в животе умер, а от передозировки измельченных до алмазного блеска балетных па.
Во-вторых, хореография довольно однообразна. Лакотт знает толк во французской «партерной» балетной технике XIX века (плетение кружев стопами), тактично дополняя ее некоторыми приемами позднейших времен, вплоть до больших прыжков и высоких поддержек. Но, посмотрев, к примеру, ту же «Дочь фараона» или «Пахиту» (ее недавно привозили на гастроли из Парижа), считайте, что вы изучили стандартную манеру Лакотта. И набор танцевальных приемов, и изящно-холодноватое лукавство, тиражируемое из спектакля в спектакль.
Но вот парадокс. Понимая все это, на первом спектакле от «Марко Спада» было невозможно оторваться.
Потому что танцевали Дэвид Холберг (Спада), Евгения Образцова (Анжела), Ольга Смирнова (маркиза), Игорь Цвирко (офицер) и Семен Чудин (князь). То, что предложил им балетмейстер из Парижа, более подошло бы французским балеринам и танцовщикам: они с детства обучены абсолютной выворотности и кропотливой танцевальной вязи нижних конечностей. Но Лакотт и его репетиторы основательно «вычистили» ноги нашим артистам, а Холберг и вовсе питомец парижской балетной школы. В результате первый состав показал высший класс, даром что изощренная культура стопы — отнюдь не альфа и омега в программе обучения наших балетных школ.
А тут невозможно было решить, кем больше восхищаться.
Вот Холберг с невозмутимым видом меняет пластический рисунок, врываясь в полетный прыжок сразу после кропотливой ювелирной комбинации на полу. А до этого с наслаждением мимирует, создавая неотразимого проходимца с замашками герцога и снимая драгоценности прямо с нежных шеек зазевавшихся красавиц. Вот Образцова со Смирновой нежно манерничают то в доме Спада, то на балу у губернатора, не забывая сочетать умильную женственность со стальными носками пуантов. И не скажешь, кто лучше скрещивает стопы в головокружительном каскаде антраша — энергичный Цвирко или утонченный Чудин. Оба лучше.
