В 2016 году в мире резко снизилась рождаемость; в 2019-м в США появились на свет последние шесть младенцев; в 2025-м забрезжил свет слабой надежды — в одной из американских лабораторий удалось искусственно оплодотворить сто яйцеклеток. Советники тут же предложили президенту два сценария действий. Первый — силовой: ликвидировать всех ученых и доноров, засекретить проект и беречь каждый эмбрион как зеницу ока. Второй — либеральный: обратиться к нации с благой вестью и устроить всеобщую лотерею, по итогам которой сто счастливых американок смогут родить детей. Президент выбрал вторую опцию, но спецслужбы не отказались от первой. В результате страна оказалась на грани очередного «Уотергейта». Главными героями в нем история назначила не только президента и главу администрации, но и пару простых людей — семилетнего мальчика, его непутевого отца и женщину-ученого, отстраненную от проекта.
В «Лотерее» нет ни одного персонажа, за которого можно было бы зацепиться, и ни одного актера, которого нельзя было бы заменить.
А сюжет с семьей в бегах, ученым в поисках правды и коварными спецслужбами мало чем отличается от недавней антиутопии «Верь» — провального ТВ-проекта режиссера-оскароносца Альфонсо Куарона. При том что и «Верь» — вовсе не единственный политический триллер на рынке: с хорошими рейтингами в эфире остаются «В поле зрения», «Черный список» и многое другое.
Зато «Лотерея» преуспевает в другом — в описании бесплодного мира. В 2006 году сценарист Тимоти Джей Секстон переписал для все того же Куарона роман «Дитя человеческое» британки Филлис Джеймс. Получилась мрачная и кровавая антиутопия, в которой оруэлловскому мироустройству противопоставляется новейший христианский Завет, где герои-волхвы с оружием в руках защищают младенца и от властей, и от фанатиков-террористов. Куароновское «Дитя человеческое», несмотря на игру Клайва Оуэна и Джулианны Мур, — это скорее зрелищная драма, чем серьезный футурологический прогноз. И сценарист Секстон, работая над текстом, судя по всему, очень жалел, что эта идея пришла в голову не ему. Потому что спустя восемь лет он сделал собственный сериал с аналогичной завязкой, но совершенно противоположным развитием событий.
В «Лотерее» пока нет ни войны, ни терроризма, ни наглухо закрытых границ.
Люди стали жертвами тотального медицинского контроля и протестуют против него, но для сценариста эта деталь — лишь способ пошутить над Obamacare. В целом же Америка почти не изменилась. Пока традиционные общества Востока, оставшись без будущего, переживают гражданские войны и религиозные катастрофы, здесь лишь развиваются некоторые особенности прежней жизни. Бдительные соседские мамаши норовят отнять у отца-одиночки ребенка. Женщины ищут чудо-лекарства от бесплодия, на чем наживаются и крупные корпорации, и мелкие дилеры. У тлеющий сексуальной революции появились свежие моральные аргументы, и целая страна превратилась в арт-группу «Война» в Биологическом музее. Рождение детей стало новой американской мечтой, которую мужчины тут же принялись эксплуатировать. Одни вешают женщинам лапшу про свою плодовитость (лучше всего это удается лысеющим беженцам из Сомали — у них много тестостерона и хорошие гены), другие деловито открывают специализированные гостиницы. И даже президент, принимая решение о лотерее, думает в первую очередь о рейтингах оппозиции, и только потом — о народе.
Заключительный штрих к коллективному портрету: одного из шести последних детей на Земле зовут Элвис.
Вряд ли этот мизантропский сериал продержится в эфире дольше года. Впрочем, сезон только начался, и в ход еще может быть пущен интереснейший механизм. «Лотерея» переворачивает действительность с ног на голову. В реальном мире люди боятся незапланированных беременностей и наслаждаются частной жизнью. В сериале, напротив, они стремятся во что бы то ни стало родить и страдают от тотального вторжения государства в свое личное пространство. Возможно, эта экстремальная ситуация и увлечет миллион-другой зрителей Lifetime.