Цивилизация
Сериал Валерия Тодоровского «Оттепель» с первого вечера показа стал всенародным хитом. Телефильм поразил критиков непривычно высоким качеством на всех уровнях — от картинки до проработки характеров. Спустя год «Газета.Ru» поговорила с одним из сценаристов «Оттепели» Аленой Званцовой, чтобы выяснить, как изменились обстоятельства ее творческой биографии после успеха сериала, а заодно узнать об отношении к недавно высказанным президентом претензиям к качеству телепродукции.
— Прошел год после премьеры «Оттепели». Ее успех что-то изменил в вашей жизни?
— Понятно, что «Оттепель» — это бренд, и представляться автором этой картины очень удобно. С другой стороны, на студии Валерия Петровича Тодоровского можно было запускать проекты, которые нельзя было делать больше нигде. И в этом смысле радикальных изменений не произошло — хотя, к счастью, теперь мне прекрасно работается еще и с компанией Рубена Дишдишяна «Марс Медиа». Там мы сделали сериал «Прощай, любимая» и сейчас думаем над следующим проектом.
Все остальные студии по-прежнему говорят: «Мы хотим HBO и Showtime». После этих слов надо разворачиваться и уходить, потому что на поверку оказывается, что для реализации этой задачи есть непреодолимые преграды.
Есть, скажем, ограничения канала, которым другие производители сериалов следуют больше, чем Валерий Петрович, имеющий в этом плане определенный карт-бланш. Вообще могу сказать, что до его представлений о том, что такое сложный сюжет со сложными героями, мне приходится тянуться, судорожно вспоминая американскую литературу и все на свете. А вот работая над проектами в других компаниях, я чувствую себя вредителем, впустую тратящим чужие деньги. Принося средний, в моем понимании, продукт, я вдруг узнаю, что
это для российского телевидения «слишком сложно» — неизвестно, как поставить картину в эфир, на какого зрителя она рассчитана. Если резюмировать, то ответ на ваш вопрос — не изменилось ничего. Мне по-прежнему хочется сидеть в «Мармот-фильме» Тодоровского и делать то кино, которое хочется.
— То есть сейчас вы сидите там? Работаете над чем-то?
— Во-первых,
идут разговоры про «Оттепель 2» — ее захотели канал и зрители. Но, насколько я знаю, Тодоровский готов ею заниматься, только если ему дадут сделать ее еще более сложной и тонкой. Как бы то ни было, сейчас мы пишем пилот.
Кроме того, у меня в планах мой режиссерский проект: восемь серий, драма о современной российской космонавтике.
— А почему тема космоса снова стала так актуальна?
— «Гравитация» выстрелила — сразу все остальные подхватили. Космонавт — героическая профессия, которых в нашей жизни не так много: полицейские, наверное, уже никого не радуют... Но, надо сказать, Тодоровский заговорил со мной о проекте «Космос» еще лет шесть назад, когда никакой «Гравитации» и в помине не было. И только объективные обстоятельства помешали нам сделать эту историю еще тогда. Там действие пополам — на Земле и на орбитальной станции. Теперь это не фантастика, а вполне реалистичная история, которая могла произойти в наши дни, а могла в недалеком будущем.
— Несколько месяцев назад на израильском телевидении прошел показ вашего сериала «Прощай, любимая», на днях премьера второй части «Небесного суда» состоялась на вещающем на Европу «Русском первом канале» R1. А что с российским эфиром? Почему зрители вынуждены смотреть ваше кино на торрентах?
— Оба сериала сейчас сданы Первому каналу. Насколько я знаю, людям, которые принимают решение о постановке в эфир, «Прощай, любимая» очень нравится. Тем не менее этот проект не считается рейтинговым. Это, впрочем, только слухи. Может быть, картина, напротив, будет разрекламирована так же, как в свое время «Оттепель», и мы победим «Дом с лилиями».
— А как вам, кстати, «Дом с лилиями»?
— Я, к сожалению, пока фильм не видела, но я не сноб — обязательно посмотрю. Я слышала разные мнения, некоторые коллеги говорили, что «Дом с лилиями» за гранью добра и зла, но тем не менее интересно посмотреть картину, получившую запредельные рейтинги.
— Просто выходит, что успешными рейтинговыми проектами по-прежнему становятся сериалы, апеллирующие к советскому кино. У вас же этого нет и в помине, причем в «Оттепели», которая советскому кино посвящена, ничего подобного нет демонстративно. Почему?
— Когда я придумываю истории, то ориентируюсь не на кинообразцы даже, а скорее на литературу. Причем я люблю и современную американскую литературу, и Достоевского, и Толстого. А там ведь не бывает абсолютного хеппи-энда, герои сложно устроены, страдают и «хорошие» и «плохие»...
— Признаюсь, я уже посмотрел «Прощай, любимая» и был приятно удивлен качеством сериала, но должен признать, что это действительно весьма мрачная картина…
— Мрачная? (смеется)
— Да. Но главное, что там действительно есть совершенно несвойственная российским сериалам жанровая сложность. Начавшись как классический детектив, история финиширует как чистая драма.
— Да, все верно. Придумывая какой-то проект, я руководствуюсь очень простым принципом: это должно быть кино, которое я сама хотела бы посмотреть по телевизору или в интернете. Постоянно изучая новые сериалы, какие-то из них я как среднестатистический зритель отметаю уже на уровне аннотации, а какие-то меня затягивают опять же на уровне заявки. Так вот, в какой-то момент я для себя сделала вывод, что
больше всего меня привлекают либо детективы с сильной драматической линией, либо американские романы уровня «Клана Сопрано» или «Клиент всегда мертв», либо хорошо сделанные ситкомы типа «Эпизодов».
На самом деле все эти фильмы об одном и том же — безднах в душе героя, его страхах, борьбе с внутренними демонами, разница только в жанре. Одна лишь внешняя линия меня никогда не увлекает, как бы хорошо она ни была простроена — я просто выключу телевизор, если только речь не идет о блистательных аттракционах.
— Но в современной российской традиции детективного сериала драматическая линия такого накала присутствует обычно постольку-поскольку. На что вы ориентируетесь, когда пишете?
— Ну, во-первых, я, конечно, на всех героев проецирую себя, часть меня, моих страхов и переживаний, есть в каждом — от математика (главный герой «Прощай, любимая». — «Газета.Ru») до сына маньяка. Кроме того, мне очень хотелось снять нуар. Мой оператор на этом проекте, оказавшийся отличным соавтором, долго не мог понять, почему я называю эту историю нуаром. С этим жанром вообще сложно, он вроде бы не для российских реалий. Однако когда он дочитал до восьмой серии, то все понял. Ведь нуар — это не длинные плащи и шляпы и не скандинавская смурь (как в «Мосте» и «Убийстве», которые мне очень нравятся), а прежде всего, выжженное драмой сердце.
— Но это же, в общем, простая история. Почему такие проблемы с производством и выпуском?
— Да! Я тоже считаю, что «Прощай, любимая» — это картина не для богемы или интеллектуалов, это нормальное, обычное жанровое кино, которое может существовать на любом телевидении, кроме российского. Я думаю, что дело тут вот в чем.
Например, я не могу работать в кадре, поэтому никогда не снимаюсь в собственных фильмах.
У меня сразу начинается страшный зажим. С написанием сценариев та же история — как только садишься писать, из головы лезут самые дикие клише, ничего не получается. Это и есть момент слома, который обязательно надо преодолевать, чтобы сделать что-то стоящее.
— Сейчас запущен целый ряд адаптаций зарубежных сериалов. У вас в активе есть такой опыт — «Доктор Тырса», адаптация «Доктора Хауса», которая оказалась не слишком успешной. Как вы относитесь к грядущим «русифицированным» сериалам?
— Ну, во-первых, это не было честной адаптацией формата — скорее, легкое воровство идеи. Тем более что Грегори Хауса тоже списали — с Персиваля Кокса из «Клиники». У неудачи, которая нас постигла, есть несколько причин. Во-первых, вообще не надо было трогать эту идею. Ну а во-вторых и главных, там был чудовищный продакшн, мне даже пришлось уйти с проекта. Очень я долго не любила этот проект, но недавно попала случайно по телевизору — там есть линии, очень удачные в драматургическом отношении.
— То есть к практике переноса чужих форматов вы относитесь негативно?
— Да, плохо я к ним отношусь. Я бы не стала делать формат, не вижу в этом смысла, хотя посмотреть, что получится, например, у Павла Лунгина с «Родиной», интересно, но сама я бы не стала в этом участвовать. Зачем переделывать то, что и так уже сделано хорошо? Да и как зрителю мне это неинтересно, напротив — хочется иметь наши, самобытные проекты.
— Недавно президент Путин выразил обеспокоенность низким качеством телесериалов. Что вы об этом думаете?
— Ну, Путин, наверное, имел право высказать свое мнение, как любой зритель (улыбается). Мне тоже качество большинства сериалов, которые идут по нашему ТВ, очень не нравится. Но надо признать, что и большинство из того, что я пытаюсь смотреть в интернете из зарубежных сериалов, мне не нравится тоже! Да, там другой подход к «картинке», на этом они не экономят. Но найти настоящую, увлекательную историю, которую захочется смотреть из вечера в вечер (как, например, «Клан Сопрано», «Клиент всегда мертв», «Безумцы»), практически невозможно. Вышла вот «Оливия Киттеридж» — прекрасное кино. Но радость была недолгой, потому что серий всего четыре. В общем, у всех плохо — и у нас, и у них. Вообще хороших сериалов в природе мало.
— А в чем причина? Про российское кино принято говорить, что нет сценарной школы, а с Америкой что?
— На мой взгляд, в «школе» можно обучить только «сколачивать табуретки» — не более того. Вообще, в мире не так велико количество мудрых людей, которые могут рассказывать истории, как Лев Толстой, Апдайк, Йейтс, Достоевский. Они проникают в души и пытаются разобраться в по-настоящему сложных и важных вопросах. По-настоящему талантливых сценаристов и шоуранеров — столько же, сколько и по-настоящему талантливых писателей.
— Ну хорошо. С тем, что не хочется, понятно. Расскажите, что бы вы еще хотели снять?
— Мне бы очень хотелось еще поиграть на территории триллера, детектива в том же духе, что «Прощай, любимая». Очень хочется сделать что-то в жанре, близком к «большому американскому роману», почему нет?