Цивилизация
Энн Тайлер. «Морган ускользает»
Издательство «Фантом Пресс», перевод Сергея Ильина
Издательство «Фантом Пресс» продолжает восполнять пробелы на карте переводной англоязычной литературы: «Морган ускользает» стал уже третьим вышедшем на русском языке романом Энн Тайлер – классика современной американской прозы, лауреата Пулитцеровской и финалиста нескольких других крупных литературных премий. Ее романы вызывают в памяти ассоциации с Джоном Апдайком с его умением вглядываться в повседневную суету и со взглядом на семейные тяготы маленьких людей, лишенным сентиментальности, который отличает рассказы Чехова.
Впервые мы встречаемся с главным героем романа Морганом Гауэром в 1967 году во время кукольного спектакля на пасхальной ярмарке:
копна растрепанных волос, переходящая в бороду, красная лыжная шапочка с помпоном и нелепый коричневый костюм. Во время выступления беременной актрисе, играющей Золушку, становится дурно, и Морган, представившись доктором, принимает у нее роды прямо в машине, чтобы потом провалиться сквозь землю.
В следующий раз герой покажется в окружении шумного семейства, оказавшись скучным управляющим хозяйственным магазином, который фланирует по улочкам Балтимора в экстравагантных нарядах, воображая себя то путешественником, то ученым. Постепенно Эмили Мередит, что выступает с самодельными куклами на ярмарках, вместе с мужем и новорожденной дочерью станут воплощением мечты Моргана об аскетичной жизни бродячих актеров (как он их себе рисует), а также – объектом его навязчивого внимания.
Герой будет преследовать их на улице, выглядывать из-за углов, пока наконец не набьется в друзья, чтобы чуть позже перевернуть с ног на голову сразу несколько судеб.
Роман Энн Тайлер может быть прочитан как литературный ситком о безвредном чудаке, на долю которого выпала тяжкая ноша в виде семи дочерей, сварливой женушки-кухарки и старой девы-сестрицы.
Может предстать настоящим хоррором о манипуляторе, готовом пойти на любые ухищрения, чтобы зажить чужой, приглянувшейся ему жизнью. А может, в конце концов, прикинуться классическим русским романом, на свой лад склоняющим сентенцию о том, что каждая несчастная семья несчастна по-своему. Но не такова Тайлер, чтобы помещать своих героев в шаблонные обстоятельства.
Как расценивать поведение Моргана? Милое ли это чудачество, продиктованное тоской по героическим устремлениям юности и прочей романтической чепухе, которой в реальности просто не осталось места? Или он типичный инфантильный тип, завравшийся до того, что растерял последние крупицы собственной личности? Как подобает исследователю человеческих душ, Тайлер лишь выкладывает перед читателем факты, не вынося приговор.
Там, где в русской литературе, рубят вишневый сад, она показывает череду вялотекущих будней.
Ее герои проживают жизнь банально и комфортно: их страсти и мечтания износились, как и шутовские наряды Моргана, любовь, промелькнувшая когда-то в юности, выродилась в утомительную привязанность, а невысказанные обиды, накопившиеся за годы совместной жизни, превратились в снежный ком, грозящий сравнять с землей все живое. Это комедия, которая с течением лет обратилась в трагедию. Взаимное неудовольствие, меланхолия и одиночество – вот что Тайлер обнаруживает, препарируя институт семьи.
Филипп Майер. «Американская ржавчина»
Издательство «Фантом Пресс», перевод Марии Александровой
Филипп Майер – автор знаменитого романа «Сын», многослойного исторического повествования о Техасе. «Американская ржавчина» была его первой попыткой рассказать историю становления современной Америки через горстку отчаявшихся подростков и их родителей. Роман был опубликован в 2009 году. Его действие происходит в штате Пенсильвания, в заржавевшем сердце бывшего промышленного центра Америки:
остановившиеся заводы теперь окаймляют дикие леса, а доведенные до отчаяния рабочие и их дети мечтают вырваться и забыть родной край страшным сном.
Среди героев, которым Майер дает слово: Айзек Инглиш, аутсайдер с выдающимися способностями, который должен был поступить в колледж, но остался присматривать за своим отцом-инвалидом, его сестра Ли, сбежавшая из родного города в Оксфорд, его лучший друг, Билли Поу, звезда школьной футбольной команды, избравший для себя томительное безделье и пинту пива по вечерам, мать Билли, Грейс, которая притягивает неудачников и проходимцев, и ее верный поклонник Бад – полицейским и единственный порядочный человек в романе Майера.
История каждого из них – это уродливая изнанка американской мечты. Каждый выбор, какой не сделай, обернется для них непоправимой ошибкой – сломанными судьбами и разбитыми мечтами.
Майер бережно собирает эти обломки разрушенных жизней.
Повествование начинается с того, что Айзек похищает деньги у своего отца и отправляется в Калифорнию, чтобы поступить в университет и наконец зажить той жизнью, которая ему предназначена. Вот только в первый же день они с Билли встревают в перепалку с местными бомжами и, защищаясь, убивают одного из них. Попытка отколоться от семьи, таким образом, проваливается с первого раза. Айзеку приходится бежать не за мечтой о лучшем будущем, а от идущих по их с Билли следам копов. Дорожный роман, таким образом, переходит в хронику загибающегося от безработицы и усталости города.
Не то чтобы Майеру удалось вскрыть язвы американского общества, которые до него не видывал ни один автор, но у него получилось лучше, чем у многих, передать тот затаенный гнев и замешательство, с которыми американские молодые люди приходят во взрослую жизнь. Их судьбы – это скитание, поддерживаемое страхом и неуверенностью в себе. Как, впрочем, и вынужденное путешествие Айзека по Америке, благодаря которому текст выходит за границы отдельно взятого провинциального городка.
Ржавчина, разъедающая некогда мощнейшую индустриальную державу, оказывается единственной краской, с помощью которой Майер нарисовал портрет современной Америки, предоставляющей своим сыновьям не так уж много жизненных траекторий.
Арно Шмидт. «Ничейного отца дети»
Издательство Ивана Лимбаха, перевод, комментарии и послесловие Татьяны Баскаковой
Арно Шмидт – важнейший для немецкой литературы автор, который образно и грамматически подрывал основы традиционной линейной прозы, продолжив линию, намеченную Джойсом и другими великими модернистами. Его расширяющаяся, как вселенная, проза, в которую вшиты голоса уже умерших авторов, мифологических существ и персонажей античной литературы, представляет собой прерывистый диалог со всем культурным наследием разом. Три романа, составившие книгу «Ничейного отца дети», выходили как самостоятельные произведения: «Брандова Пуща» и «Черные зеркала» увидели свет в 1951 году, а «Из жизни одного фавна» – в 1953-м.
В 1938 году Арно Шмидт, бухгалтер на складе рабочей одежды, был призван в армию, но ни в каких сражениях, к счастью, так и не поучаствовал.
Тем не менее война стала поворотной точкой в формировании его мировоззрения. Послевоенная Германия в его прозе предстает центром мировой катастрофы, выжженной землей. Именно это катастрофическое сознание транслируют все герои его романов (недаром события одного из них – «Черных зеркал» – происходят через пять лет после разрушения цивилизации в Третьей мировой войне).
Над каждым его рассказом парит Левиафан или Nobodaddy, тот самый Отец-Никто, вынесенный в заглавие трилогии – равнодушный и жестокий бог. Впервые он появился в дебютном сборнике рассказов «Левиафан», вышедшем в 1949 году, который принес Шмидту литературную премию Академии наук и литературы в Майнце.
Герои его романов – искалеченные войной и сформированным ею чувством вины – обитают в маленьких городках в Люнебургской пустоши, где сам автор прожил с 1945 по 1950 год. Они отчаянно имитируют нормальную повседневную жизнь, которой в прозе Шмидта оказывает сопротивление как взбесившаяся пунктуация (главное его оружие против традиции), так и особое дробленое построение текста.
Такую технику письма Шмидт назвал точечной.
Он стремился более точно воспроизвести процессы, протекающие в человеческом сознании. Традиционные романные формы для этого, разумеется, не годились. Точечная техника, соединяющая внутренний монолог рассказчика с внешним действием, в свою очередь превращала текст в череду фрагментов, как будто вырванных из контекста и повисших в принципиально ином смысловом поле. То, что происходит между этими фрагментами, должно быть домыслено самим читателем.
Ведь мышление по своей природе, как считал Шмидт, фрагментарно и отрывисто так же, как, например, время в его романах. В этой связи отдельно нужно сказать про труд переводчика Татьяны Баскаковой, в переводе которой также выходили такие авторы, как Вальтер Беньямин, Альфред Дёблин, Пауль Целан и многие другие. Благодаря ей творчество Шмидта вернулось к русскоязычному читателю таким, каким оно должно быть – печальным и парадоксальным, нарочито сопротивляющимся осмыслению и в то же время кристально прозрачным.
