Размер шрифта
А
А
А
Новости
Размер шрифта
А
А
А
Газета.Ru в Telegram
Новые комментарии +

«Страх, как и юмор, быстро стареет»: как создавался «наш ответ Netflix» — «‎Антология русского хоррора»

Авторы «‎Антологии русского хоррора» рассказали о возможном продолжении проекта

В феврале на more.tv и Кинопоиске вышла анимационная «‎Антология русского хоррора: Красный состав» от Lakeside Animation Studio и Studio Metrafilms Moldova, адаптирующая произведения Пушкина, Толстого, Жуковского и других российских авторов. В интервью «Газете.Ru» авторы проекта Алексей Климов и Юрий Степанов рассказали, как он создавался — и будет ли у «‎Антологии» продолжение.

— «Красный состав» российские СМИ кричаще назвали «нашим ответом» Netflix. Разделяете ли вы такое позиционирование?

Алексей Климов: я бы не сказал, что мы изначально стремились его так позиционировать. Несмотря на очевидные сходства, есть и много различий. Формат антологии, состоящий из ряда фильмов, выполненных в различных техниках и разными режиссерами, существует уже давно. Просто Netflix мощью и красотой своего проекта донес эту весть до максимального количества слушателей и зрителей. Лично я увлекся темой антологий, глядя на японские фильмы-омнибусы, которые делались там с 1980-х годов — например, есть очень интересная антология «Гениальная вечеринка» или та же «Аниматрица». Но понятно, что выход такого мощного проекта, как «Любовь. Смерть. Роботы», вывел взрослую анимацию на новый уровень: если раньше подобного рода проекты находились в некой субкультурной нише, то с выходом сериала Netflix ситуация во всем мире несколько изменилась.

— В России, есть ощущение, не очень хорошо обстоят дела с хоррорами. Как пришла идея обратиться именно к этому жанру?

Юрий Степанов: дело в том, что изначально не было задачи сделать ужасы. Просто есть наиболее адекватная форма для раскрытия какой-то идеи, которая была бы близка и объяснима мировому зрителю. Когда мы делали проект, то не ориентировались только на российского, канадского или любого другого зрителя, а создавали нечто интересное нам самим. И, конечно же, часто под видом одного жанра скрываются различные идеи. Например, если посмотреть на истории «Красного состава», то все они — не просто «пугачки». Мне кажется, что каждая несет в себе определенный смысл, а также вызывает интерес к первоисточнику. Один из наших канадских режиссеров после работы над проектом начал учить русский язык. И также многие наши создатели — прежде, чем взяться за воплощение — покопались в Amazon и прочитали первоисточник на английском языке, а потом долго беседовали с нами. Кроме эстонца Сергея Кибуса, который хорошо знаком с творчеством Александра Пушкина.

Климов: добавлю, что мы большое внимание уделяем именно конципированию проекта, чем бы не занимались. Нам важно максимально интересно сформулировать задачу. Вообще, хоррор как жанр очень гуттаперчевый и быстро развивающийся. В нем пока еще не установились определенные жанровые правила, поэтому эта территория не ограничена. Лично для меня было большим искушением поработать в этом жанре.

— Почему обратились именно к русской литературе? Это ведь как ходить по тонкому льду.

Климов: конечно, вы правы. Но это не экранизация, наши фильмы сделаны по мотивам уже имеющихся произведений. Мы давали нашим художникам и режиссерам полную свободу для интерпретации. Это очень важно.

Степанов: это определенное направление мысли — в какую сторону и как идти. Например, в Северной Америке есть набор сюжетов, который всем известен, и так или иначе он повторяем. Поэтому, конечно, когда обращаешься к любой классике, то это гигантский неведомый многим пласт культуры. Интересно было сделать так, чтобы режиссеры не просто переосмыслили произведения, это не было нашей задачей, а попробовали найти какую-то основную идею, которая интересна для них и привлекательна для зрителей. Если бы мы просто сухо прочитали текст, то вряд ли бы вызвали интерес прежде всего у потенциальных создателей, а сам проект стал менее привлекательным. Вся история развития человечества построена на переосмыслении одних и тех же идей и их подачи в соответствующей тому моменту форме.

Климов: и потом — страх, как и юмор, быстро стареет. Они всегда очень сильно отражают эпоху, поэтому некоторые классические произведения в жанре хоррор требуют сегодня переформулировки — то, что было страшно в XIX веке, сегодня воспринимается иначе. Мне даже кажется необходимым пропускать все это через призму сегодняшнего мировосприятия, что мы и постарались сделать.

Степанов: да, ярко это показывает, например, наш фильм «Лесной царь». Он был сделан режиссером Любомиром Арсовым на основе стихотворения Василия Жуковского, которое, в свою очередь, было переводом баллады Иоганна Гете. Его же на создание этого произведения вдохновили древнескандинавские сказания. Думаю, что если покопать, то можно уйти еще глубже. При этом ни одно из этих произведений не пострадало.

Климов: да-да, отличный пример. Эта эстафета придумана не нами, а уже происходит какое-то количество веков. Мы просто приняли в ней участие и надеемся, что сможем передать ее дальше. В моем понимании культура так и должна жить и развиваться.

— К слову о страхе: лично мне самой пугающей показалась новелла «Можарово», потому что она передает российскую атмосферу.

Климов: и произведение написано в эпоху, близкую нам. Понятно, что мы ее тоже интерпретировали в своем ключе, но оно оказалось более близко к оригиналу по духу.

Степанов: когда мы делали «Можарово», для принимающих участие в создании серии канадских актеров это не была только российская история. Если мы приедем в любой мегаполис, то там есть прекрасный центр с туристами и замечательной архитектурой, а поодаль найдутся малоприятные кварталы. Понятно, что «Можарово» написано как российское произведение и поэтому считывается таким образом, но оно и нечто большее. Настоящее классическое произведение отображает не просто местный колорит, но опять-таки — монументальную проблему или идею. И, кстати, если посмотреть очертания города в «Можарово», то оно нисколько не отображает родную столицу.

Климов: да, у нас не было задачи вбить международному зрителю образ российских ужастиков. Мы как раз хотели показать глобальность взятых нами произведений, с которыми могут работать многие художники, музыканты.

— Почему вы включили в своей проект серию по мотивам произведения Дмитрия Тихонова — не такого известного автора среди массовой аудитории, если сравнивать его с остальными представленными: Александром Пушкиным, Алексеем Толстым, Василием Жуковским, Александром Грином и Дмитрием Быковым (признан в РФ СМИ-иноагентом)?

Климов: в этом решении задействован я, поскольку меня привлекает эта история. И вообще, мне очень нравится творчество Дмитрия. К тому же, в тот момент казалось важным включить в наш сериал не такого известного автора, наряду с известными классиками.

Степанов: имеется в виду — в России. Дело в том, что если мы говорим о среднеканадском зрителе или даже режиссере, то, конечно, Алексей Толстой тоже мало кому известен. Впрочем, среди всех упомянутых авторов на слуху практически никого нет.

— Вы получали какой-то фидбэк от Быкова?

Климов: пока что нет, но не исключаю, что что-то услышим от него (улыбается).

Степанов: он, конечно, в курсе, что мультипликация была сделана. Понятно, что это все было официально и так далее, но отслеживает ли он все и насколько вообще ему это интересно, не знаю.

— Если говорить о проекте Netflix, с которым «Красный состав» постоянно сравнивают, то его ругали за отсутствие какой-либо связности между сериями. У вас, как мне кажется, она более очевидна. Насколько сложно сохранить этот момент в работе над антологией?

Климов: здесь мы опять возвращаемся к вопросу о концептуальной основе проекта. Мне кажется, что она изначально была нами четко сформулирована — русская литература и жанр хоррор. И потом, в плане анимационной техники у нас нет такого упора на 3D. Мы хотели сделать реверанс в сторону классической анимации, в то время как «Любовь. Смерть. Роботы» очень много использует 3D и как бы апеллирует к геймерской аудитории. Кстати, недавно на том же Netflix вышел сериал «Кабинет редкостей Гильермо дель Торо», сделанный по такому же принципу, но игровой, а не анимационный.

Степанов: надо сказать, что мы все это затеяли и придумали до того, как «Любовь. Смерть. Роботы» появился на экранах, — и, видимо, какие-то вещи делались параллельно. Это говорит о том, что идеи витают в воздухе. Оказалось, что выросло то самое поколение, которое с интересом может смотреть хорошо сделанную анимацию. Здесь еще стоит упомянуть отличную анимационную антологию «Дом». Не понимаю, почему про нее не говорят. Она необыкновенно порадовала и была выпущена чуть раньше. Но кто и когда выпустил — даже не столь важно: он становится своего рода ледоколом и помогает остальным.

Климов: да, знаете, в этой области нет особой конкуренции. Если у какого-то большого проекта успех, то все радуются. Это свое рода признание всей анимационной индустрии, которое открывает новые горизонты для дальнейшей работы. На пользу всем.

— По какому принципу выбиралась анимационная техника к тому или иному эпизоду?

Климов: в основном за это были ответственны режиссеры, а потом мы обсуждали с ними их предложения. В каком направлении они визуально мыслят, было понятно еще на момент их отбора, но иногда они, конечно, прибегали к совершенно новым решениям.

— Как вам кажется, почему зрителя, несмотря на все открытия в области анимации, все равно до сих пор прельщает марионеточный стоп-моушен «Гробовщика»?

Климов: это же все сделано руками — и чувствуется, как люди рвали эту бумагу, работали с ней. Мне кажется, это какое-то детское увлечение, которое вызывает восторг у всех нас. И потом, это часть нашей традиции. Возвращаясь к разному прочтению в разных странах: например, Северной Америке этот эпизод кажется странным, потому что люди не выросли на примерах кукольной анимации.

Степанов: отмечу, что в Северной Америке эта традиция, конечно же, есть, но она воспринимается более архаичной. А «Гробовщика» делали на станке 1960-х годов...

Климов: да, это копия станка Юрия Норштейна, на котором он делал, например, «Ежика в тумане» и «Сказку сказок». Все эти кусочки бумаги же выложены на стеклянных пластинах, там практически нет цифрового вмешательства. Это магия, чистое волшебство.

— В сериале всего шесть серий, и каждая идет не дольше 20 минут. Некоторые зрители критиковали тот или иной эпизод за недосказанность. Почему решили сделать такой маленький хронометраж?

Степанов: на мой взгляд, недосказанность — это прекрасно. Зритель может додумать и, основываясь на своем опыте, осмыслить историю. Это дает почву для размышлений.

Климов: плюс мы посылаем фильмы на фестивали, часто по отдельности или по два или три эпизода, а такие серии подходят под формат короткометражных программ.

Степанов: и, конечно же, терпения людей, мало знакомых с анимацией, хватает максимум на 15 минут. Когда мы все это делали, то исходили из того, что полное произведение — все серии — должно быть длительностью примерно в 1,5 часа, а потом уже ориентировались на режиссеров. И, например, «Лесной царь» получился на 20 минут, «Можарово» идет 18 минут, а «Семья Вурдалака» — 13, то есть мы дали создателям высказаться в той степени, в которой они и хотели.

— Кому из зарубежных режиссеров, по вашему мнению, было труднее всего при работе с русской классикой? Например, из-за сильной разницы в культурах.

Степанов: мне кажется, что сильная разница в культурах сильно преувеличена, но могу ошибаться. Например, история о Сербии — то, как выглядел сербский крестьянин; или «Дочь крысолова» — как выглядели русские солдаты времен Первой мировой войны. Все это визуальные проявления личного видения режиссеров. При этом мы, конечно, делали исторические консультации и объясняли контекст.

Климов: конечно, в эпизоде «Дочь крысолова» столько исторического контекста, что неплохо бы его знать. Он непростой, и там очень много нюансов, но мы были на подхвате и помогали.

Степанов: хотя мы не контролировали написание сценария, выставление акцентов или проявление эмоций. Была совершенная свобода.

Климов: контролировали, Юр. Иногда их заносило.

— Планируете ли вы делать второй сезон?

Степанов: как нам кажется, эта история получается, а именно — всем участникам процесса интересно этим заниматься. Как вы говорили, история недосказана, но при этом кроме русской литературы есть и другие произведения. При этом очевидно, что для нас она совершенно понятная и более близкая.

Сейчас мы вместе с нашими партнерами Studio Metrafilms Moldova, с которыми работаем не только над «Антологией», но и по ряду других проектов, обсуждаем разработку второго сезона — находимся в процессе подбора новых историй и общения с режиссерами. Наверное, будем расширять географию.

Климов: мы маленькая независимая студия (речь про канадскую Lakeside Animation Studio, представителями которой Юрий и Алексей являются — «Газета.Ru»), поэтому иногда жизнь у нас бывает непростой. Такие проекты требуют определенной подготовки, но зато мы свободны и независимы в том, что делаем.

— Получается, что второй сезон будет не о русской литературе?

Климов: поговорим об этом чуть позже. Скажем так, нам хочется этим заниматься дальше.

Загрузка