Размер шрифта
А
А
А
Новости
Размер шрифта
А
А
А
Газета.Ru в Telegram
Новые комментарии +

Омоновцы завязли на Болотной

Свидетели обвинения по «болотному делу» не знают, где они находились во время событий 6 мая 2012 года

На заседаниях по «болотному делу» на этой неделе сотрудники ОМОНа, выступающие в качестве свидетелей обвинения, рассказали о применении протестующими аммиачных снарядов, однако не смогли вспомнить ни места, где происходили события, ни фамилий обвиняемых. Не помнят омоновцы также, имели ли они при себе документы и нагрудные знаки. Наиболее часто употребляемым словосочетанием на процессе остается реплика судьи Никишиной к защите: «Вопрос снят».

Заседание по «делу двенадцати», выделенному в рамках дела о беспорядках 6 мая 2012 года, началось 28 октября с допроса «потерпевшего» сотрудника ОМОНа Александра Земскова — пожалуй, самого известного полицейского, участвовавшего в столкновениях с демонстрантами на Болотной площади. Именно он запечатлен на широко разошедшейся фотографии, где он стоит с разбитой головой и дубинкой в руке на фоне радужного флага ЛГБТ («Международное общественное движение ЛГБТ» признано экстремистским и запрещено на территории РФ). Он же был в числе госпитализированных полицейских, и, по сообщениям СМИ, ему в числе прочих выделили квартиру в качестве компенсации.

Земсков изложил свою версию происшедшего, причем, по его мнению, во время прорыва оцепления возле кинотеатра «Ударник» из толпы летело что-то горящее и дымящееся.

Также он услышал, как протестующие кричали «Мочи ОМОН» и «Бей ментов», причем слышать эти выкрики он начал еще из оцепления, находясь в 150 метрах от места событий. Затем он подробно рассказал, как получил травмы: «Я упал, и в меня полетели руки, ноги».

Ранее, общаясь с журналистами в больнице, омоновец излагал другую версию: тогда в него прилетела бутылка. Одна, но в голову.

Когда полицейского попросили рассказать о проводимом инструктаже, он сообщил, что руководство рекомендовало обращаться к гражданам культурно и вежливо, но вопрос защиты, что именно сотрудник ОМОНа понимает под таким обращением, судья отклонила. Также Земсков не смог вспомнить, надевал ли он нагрудный знак и застегнул ли шлем.

Обвиняемый Сергей Кривов попытался выяснить, сотрудником какой организации был Земсков тогда, 6 мая, но ответа от него не получил. Адвокат Вячеслав Макаров попытался зайти с другой стороны и попросил полицейского показать удостоверение, но в этой просьбе также было отказано. Впрочем, свое звание в тот период он все-таки назвал: прапорщик. После чего адвокат предъявил суду документ о присвоении Земскову этого звания в июне. Комментировать нестыковку полицейский отказался.

Тогда Макаров заявил, что личность потерпевшего не установлена, поэтому разбирательство невозможно. Но судья традиционно посчитала иначе.

На вопрос о наградной квартире Земсков заявил, что никакой квартиры не получал. «Отвечая на вопрос Макарова, ответил исключительно честно, — считает адвокат Марии Бароновой Сергей Бадамшин. — В подарок не передавали. По имеющейся у меня информации, за его ранение либо за служебные успехи ему выделили служебную квартиру, которая находится в ведении ЦСН (Центра специального назначения сил оперативного реагирования ГУ МВД), и он сильно за нее переживает».

На финальный традиционный вопрос адвокатов, от кого из подсудимых он считает себя потерпевшим и к кому имеет претензии, полицейский твердо ответил: «Как я могу иметь к ним претензии, если я никого из них не видел?»

Во вторник, 29 октября, заседание началось со скандала: общественного защитника Кривова Сергея Мохнаткина удалили из зала после того, как он, несмотря на запрет судьи Никишиной, попытался сделать заявление.

Первым был выслушан командир отделения ОМОНа Виктор Киселев, свидетельствовавший против Алексея Полиховича. Он сообщил, что Полихович кидался камнями, однако затем выяснилось, что сам он этого не видел, а только предполагает. Ничего более серьезного Киселев не видел, не слышал и не предполагал. Затем, общаясь с адвокатами, он вовсе заявил, что не был на Болотной площади.

«У них у всех одна и та же проблема, — комментирует странное заявление Бадамшин. — Руководство не доводило ни оперативную информацию, ни информацию о плане обеспечения общественного порядка, и, самое главное, не доводилось ни время, ни место, ни какие-либо точные данные в отношении территории.

Никто из них не знает территориальной границы Болотной площади. Они не знают, что сквер Репина тоже часть Болотной площади, что там можно было находиться».

Киселев не смог вспомнить, возражали ли граждане против задержаний, но четко заявил, что гражданам была нужна защита. От самих себя.

Затем показания дал полицейский водитель Сергей Тябин. Он также слышал лозунги, но другие, более характерные для «русских маршей»: «Русские, вперед!», «Один за всех», «Фашисты». Погромов, поджогов и вооруженного сопротивления со стороны демонстрантов он не заметил.

Что такое законное требование сотрудника полиции, за неподчинение которому он задерживал людей, Тябин сказать не смог. Было ли законным требование полиции очистить территорию массовой акции, он тоже не знал. Не смог он ответить и на вопрос, можно ли махать руками на согласованном мероприятии. Тябин не вспомнил, представлялся ли он, было ли у него удостоверение, предъявлял ли он требования, во что был одет задержанный.

На следующий день, 30 октября, другой сотрудник полиции — Вячеслав Киселев свидетельствовал против фигуранта Андрея Барабанова. В показаниях свидетелей

впервые появились принципиально новые средства нападения со стороны демонстрантов — ампулы с аммиаком, которые бросали ОМОНу под ноги.

Киселев рассказал, что он был свидетелем и очевидцем того, как двое молодых людей спортивного телосложения повалили бойцов его группы Маркова и Круглова на асфальт, сорвали шлем и бронежилет и били ногами. Одним из нападавших, по словам свидетеля, и был Андрей Барабанов.

«Что вы лжете!» — отреагировал обвиняемый на эти слова.

Киселев не видел поджогов, но вспомнил, что в толпе раздавались призывы к сожжению полицейских.

Это заявление вызвало смех в зале, но постоянный наблюдатель процесса — журналист и фотограф Дмитрий Борко расшифровал это странное заявление. «Бред? Ничуть! — написал он в материале на сайте «Грани.Ру». — После рассечения толпы произошел известный инцидент: полицейский на глазах сотен людей бил ногой в пах лежащего парня. Это вызвало взрыв негодования, кто-то крикнул садисту: «Ты сгоришь в аду!» Люди подхватили этот вопль».

Общественный защитник Барабанова Сергей Шаров попросил огласить протокол очной ставки от 29 мая 2012 года в части, касающейся описываемого эпизода избиения. Судья не сразу, но удовлетворила просьбу, и действительно, в документе было сказано: «…кому конкретно наносил удары — не видел».

Последнее на этой неделе заседание по «делу двенадцати» все-таки закончилось серьезным скандалом.

Сотрудник полиции 2-й роты 3-го батальона 2-го ОПП Антон Пилипчатин пришел на процесс не в первый раз — 23 октября он опознал Владимира Акименкова по глазам и рассказал, как активист метал в полицию пластиковое древко с 30 метров. «Допрашивали Пилипчатина по Акименкову, — рассказал «Газете.Ru» адвокат Дмитрий Аграновский. — Он признал, что опознание Акименкова не проводилось, а это основание для признания доказательства недопустимым».

31 октября полицейский снова пришел в суд в качестве свидетеля обвинения. Он рассказал, что 6 мая видел на Болотной площади куски арматуры, хотя, в отличие от кусков асфальта, древков и бутылок, металлические пруты в обвинительном заключении даже не упоминаются. Пилипчатин рассказал также, что 6 мая «согласно служебному удостоверению» он являлся сотрудником милиции — ведомства, которого к тому моменту не существовало уже больше года.

Сотрудник 3-й роты 1-го батальона 2-го ОПП Андрей Рябинин снова вспомнил про арматуру и указал на Андрея Барабанова, который, по его словам, кидался асфальтом и этой самой арматурой и грозил «резать ментов».

Рябинин был твердо убежден, что митинг не был согласован, — так ему сказало начальство. То, что он сам стоял у рамок досмотра, его убеждения не поколебало.

Адвокат поинтересовался, знает ли Рябинин человека, против которого свидетельствует. Полицейский честно ответил, что знает, и с некоторым усилием назвал фамилию: «На «б»... Барабанов». И уточнил, что фамилию ему накануне назвало руководство.

«Вопрос снят!» — несколько запоздало крикнула судья Никишина. В зале раздались аплодисменты.

«Большинство свидетелей-полицейских говорят, что стали потерпевшими, потому что начальство приказало, — комментирует это заявление Аграновский. — Подводя черту, я вообще считаю, что омоновцы и сотрудники полиции не могут быть свидетелями по этому делу.

Все омоновцы служат в госорганах и получают зарплату от государства, а значит, находятся от него в прямой зависимости».

При опросе Рябинин рассказал, что физическую силу при задержании не применял, аккуратно и вежливо брал граждан под руки. Барабанову сообщил, что при задержании его не бил, дубинкой не душил, про камни и арматуру ему начальство ничего не говорило — это он придумал сам.

— Вы меня били при задержании?

— Нет.

— Душили меня изделием ПР-73?

— У меня его не было.

— Били ногой в пах?

— Нет.

— Про камни и арматуру вам тоже начальство сказало или сами придумали?

— Сам.

А еще Рябинин видел на Болотной площади листовки нацистского содержания и «черно-красно-желтые фашистские флаги» (черно-красно-золотой — официальный флаг ФРГ, принятый в 1949 году. С 1919 по 1933 был флагом Веймарской республики — «Газета.Ru»).

Дмитрий Аграновский считает, что обвинение откажется от большинства из 400 заявленных свидетелей обвинения — их допросы продолжаются с лета, и, если будет принято решение заслушать всех, это может занять очень много времени.

Загрузка