Цивилизация
С начала 2017 года в школах России было зафиксировано 12 инцидентов с намеренным использованием огнестрельного или холодного оружия. В результате этих инцидентов погибли три человека и более 20 пострадали. Только за этот год произошло четыре нападения в школах российских городов: Пермь (ранены 15 человек), Улан-Удэ (ранены семь человек), Симферополь (один пострадавший) и Самара (без жертв и раненых).
При этом от нападения на школу страдают не только семьи раненых или простые свидетели произошедшего, но и вообще все сообщество. «Даже у тех, кто не находился в помещении во время нападения, но является частью коллектива, часто регистрируются симптомы посттравматического стресса, иногда даже физические отклонения», — говорит научный сотрудник Лаборатории профилактики асоциального поведения НИУ ВШЭ Мария Новикова.
Почти всегда нападающие — это молодые люди, которые незадолго до инцидентов пережили серьезный стресс или утрату. Почти 80% нападавших подростков имели суицидальные мысли, а 70% оказывались жертвами длительного и жестокого буллинга.
Таковы данные, предоставленные на межвузовском семинаре «Проблемы профилактики асоциального поведения в семье и школе».
Буллинг в школе — это систематически повторяющаяся травля, агрессия к одному ребенку со стороны большинства. Проявления буллинга могут быть разнообразны: оскорбления, унижение на глазах у одноклассников, угрозы, или, напротив, изоляция и игнорирование. Часто, если процесс травли не контролируется и не останавливается, агрессия начинает выражаться в физическом насилии и порче личных вещей.
Исследователи отдельно выделяют такое явление, как кибербуллинг. Учителя часто обнаруживают посты в соцсетях, в которых травят одного или нескольких учеников школы. Издевательством могут быть как неудачные и отредактированные фотографии, так и прямые угрозы, и оскорбления.
А жертвы кто?
Однозначный портрет «типичного нападающего» или «типичной жертвы» составить невозможно, однако можно говорить о свойственных им чертах. По мнению экспертов НИУ ВШЭ, мальчики чаще выступают как жертвами физического буллинга, так и агрессорами в ситуации физической травли.
Дети, в семье которых работает только мать, в целом имеют более высокие показатели виктимизации, то есть больше, чем другие, рискуют оказаться объектом издевательств. Если в семье ни у кого из родителей нет высшего образования, то их дети чаще остальных становятся жертвами социальной агрессии со стороны сверстников.
С приблизительно равным уровнем социальной и вербальной агрессии сталкиваются школьники из семей с достатком ниже среднего.
Наконец, ребенок может подвергаться насилию со стороны сверстников из-за внешнего вида, национальности, успеваемости, внешности, состояния здоровья. «Ребенок может стать жертвой просто потому, что он хуже одет, чем остальные дети, имеет какие-то физические недостатки или отклонения в развитии, лучше учится, при этом не скрывает, что успехи в учебе для него важны. Иногда поводом для травли могут стать принадлежность ребенка к субкультуре, непонятные для других детей интересы и увлечения. Иными словами, когда ребенок отличается от других и всем другим непонятен», — рассказала «Газете.Ru» заместитель председателя комитета Госдумы по образованию и науке Любовь Духанина.
Что касается агрессоров, то ими могут выступать дети, уверенные в том, что добиться своих целей будет легче при запугивании. Они зачастую не сочувствуют своим жертвам и физически гораздо более сильны. Исследователи полагают, что мальчики более склонны к агрессивному поведению: они импульсивны и легко возбудимы.
«Агрессорами могут быть разные категории детей. Есть дети, которые стали жертвой насилия и сегодня вымещают свою злость на других. И есть те, у которых уже сформирован архетип антиобщественного поведения: они абсолютно не считают подобные поступки асоциальными, а, напротив, убеждены, что это своего рода геройство», — пояснил заместитель президента Российской академии образования (РАО) Виктор Басюк.
Агрессоры часто руководствуются ощущением безнаказанности, продолжает Духанина. Они могут вымещать на сверстниках собственные неразрешенные проблемы, комплексы. «Очень многие задиры на самом деле ранее сами выступали жертвами либо в семье, либо во дворе, либо в других школах», — объясняет она. А, по мнению Новиковой, можно проследить косвенную связь между ростом уровня жестокости и агрессии у детей и декриминализацией насилия в семье (соответствующий закон об административной, а не уголовной ответственности за побои членам семьи, нанесенным впервые, был принят в 2017 году).
Социальный психолог Наталья Варская также отмечает, что декриминализация насилия в семье отрицательно сказывается на формировании подростковой психики.
Отсутствие ответственности за насилие в семье подросток переносит в школу. Таким образом, по мнению специалиста, он либо становится жертвой буллинга, либо агрессором.
Часто подростки склонны замыкаться в себе из-за семейных конфликтов и боязни рассказать о них. Или же ситуация формируется противоположным образом: модель насилия они переносят на коллектив, в котором находятся, добавила эксперт.
Впрочем, школьные психологи уверяют: ошибочно полагать, что жертвой буллинга является лишь объект травли. Когда в классе над кем-то издеваются, травматическому эффекту подвергаются и свидетели. Но и на ребенке-агрессоре также отражаются негативные эффекты травли. Специалисты замечают, что у детей-агрессоров чаще возникают депрессивные состояния и суицидальные мысли. Кроме того, существует опасность повторения буллинга, но уже со стороны учителей или администрации школы: вследствие проведения коллективной «профилактической беседы» аутсайдером может оказаться уже агрессор, а не жертва.
Урок истории в браузере для родителей
Академик РАО Артур Реан подчеркнул, что важные для преподавателя характеристики ребенка (например, насколько он шумный, отвлекающийся, мешает вести урок) на самом деле вовсе не являются какими-либо признаками того, станет ли он «убийцей и поджигателем». Но как и кто должен выявить потенциального агрессора? Научный руководитель Института образования НИУ ВШЭ Исак Фрумин считает, что существенная доля ответственности лежит на педагогах. Он предложил разделить зарплату школьных психологов между классными руководителями: они обеспечат внимание к каждому ребенку.
Заместитель президента РАО Басюк, в свою очередь, считает, что «стоит задуматься о возвращении важных специалистов, не занимающихся непосредственно психологией: организаторов внеклассной деятельности, старших вожатых — те, кто раньше занимался организацией социальной жизни школ, воспитывающего пространства».
Социальный психолог Наталья Варская отмечает, что перекладывать всю работу с семьи на посторонних людей неверно: родители должны уделять внимание ребенку. Но не переборщить с бдительностью: сомнительные сообщества в подписках ребенка в соцсетях – это не повод для паники. Процессы в интернете редко заставляют подростков формировать реальные структуры и прибегать к насилию: «Интернет — это очень свободная среда. Запрещать ребенку использовать ее как пространство самовыражения не стоит. Интернет-фольклор имеет очень мало общего с реальностью».
Специалист призывает осторожно контролировать то, какие ресурсы посещает ребенок: «Не стоит в открытую осуждать ребенка за то, что в интернете он может вести себя агрессивно или создавать шокирующий образ. Вы можете иногда просматривать историю поиска, а если вас что-то смущает – постарайтесь для начала разобраться в этом. Многие современные шутки взрослым сейчас не понять, но не нужно повышать голос или паниковать. Интернет – это не реальная жизнь. Если вы уверены, что в семье доверительные отношения и ваш ребенок не имеет никаких психических отклонений, вы можете быть абсолютно спокойны».
С другой стороны, говорит депутат Госдумы Духанина, исследования показывают, что почти 40% детей в РФ используют второй аккаунт в соцсетях:
«Вторая страница в соцсетях позволяет им, в первую очередь, скрывать информацию от посторонних людей, а также делиться информацией, которую не одобряет ближайшее окружение. Очевидно, что на второй странице дети чувствуют себя свободнее без пристального контроля со стороны школы или родителей. Поэтому вероятность того, что родители смогут проконтролировать, в каких группах состоит ребенок, с кем он общается, не очень велика».
Зампред комитета Госдумы по образованию перечислила признаки, которые должны не только насторожить родителей, но и побудить их к прямому вмешательству в ситуацию. «Если ребенка унижают, пытаются задеть или даже бьют, здесь нужна помощь — откровенный разговор с ребенком, родителями обидчика и классным руководителем».
Ребенку нужно дать понять, что вы на его стороне, даже если кажется, что он не все сделал правильно, а где-то проявил слабость или даже струсил. Это все можно будет обсудить и сделать выводы, когда основная фаза конфликта будет исчерпана. «В крайних случаях, если проблему решить не удается, или если ребенок учится уже в старших классах, когда неуместно решать вопросы с родителями, а в школе помочь не могут, можно перейти в другую школу. Вполне возможно, что в новой школе, даже если там нет, в отличие от предыдущего места обучения, кружка по шахматам и фехтованию, ребенку будет спокойнее, а атмосфера будет больше располагать к появлению друзей», — пояснила она.
В ряде случаев, особенно если родители обидчика не готовы обсуждать ситуацию или решать проблему, имеет смысл подключать правоохранительные органы. В любом случае, если ребенок стал замкнутым, агрессивным, не хочет идти в школу, если у него нет друзей, это повод для серьезного доверительного разговора, резюмировала парламентарий.
