Цивилизация
Вчерашний фестивальный день как начался с Михалкова, так оно до вечера и не отпускало. В Доме кино на меня бросилась милая девушка: «Вы с фотоаппаратом? Не хотите сфотографировать Михалкова?» — «Ннет...» — «Мы отлавливаем всех людей с фотоаппаратами, чтобы было больше народу! Приходите, он тут будет через пять минут, вам все равно, а Михалкову будет приятно, что его фотографируют».
Приятно сделать президенту ММКФ приятное.
% Никита Сергеевич появился с человеком, которого я в лицо не узнала, взял у него из рук какую-то застекленную бумажку и начал позировать для фотографов. Фотографы (не я одна решила порадовать старика), понимая, что происходит что-то важное и официальное, очень старались. Михалков рассказывал о фестивале, о том, что вот три года назад в конкурсе не было ни одного российского фильма, а сейчас целых три, и все хорошие; о том, что два с чем-то миллиона долларов – это небольшие деньги («О чем это он?» — тихо спросил кто-то из фотографов) для фестиваля класса А, но что на сегодняшнем фестивале все происходит нормально, и о том, что у него, у Михалкова, наконец появилось время смотреть кино, а не только утрясать административные вопросы, как это было на всех предыдущих фестивалях.
Вечером на Пушкинской площади Михалкова вспоминали, но ничего приятного он бы для себя не нашел: на митинге в поддержку Музея кино собравшиеся потрясали плакатами типа «Никита Сергеевич Шариков» и «Никита Михалков, you can really fuck off».
Были и более тематические, вроде «Я смотрел «Чапаева» в Музее кино» и «Друзья Музея кино, объединяйтесь». Правда, лучшим, безусловно, был плакат «Каурисмяки – наши братья». В первый час никаких выступлений почти не было слышно – не то из-за акустики Пушкинской площади, не то из-за неполадок с техникой. Пахло «Макдональдсом». Около выступающих сидел бомж и светло улыбался всякий раз, когда кто-нибудь произносил слово «кино». Выступали Норштейн и Виктор Матизен. Народу было так много, что пробиться к выступавшим и послушать, что они говорят, было практически невозможно.
Во время какой-то речи мальчик рядом со мной спросил у своей девушки: «А сейчас там кто говорит, Михалков?» «Ну судя по голосу, да», — ответила девушка. «Молодец, тоже пришел Музей кино защищать!»
Техника неожиданно заработала в полную силу в тот момент, когда организаторы дали собравшимся послушать, что по поводу Музея кино сказал Квентин Тарантино, и голос мэтра разнесся по всей Тверской. Итог митинга – большое моральное удовлетворение.
Что касается показов, то лучше всего оказалась анимационная российская программа. Мультфильм «Про раков» Валентина Ольшванга, победитель международного анимационного фестиваля «КРОК-2003» (мультфильм обошел даже «Трио из Бельвилля») — древняя легенда о девушке, полюбившей чудовище. Как «Аленький цветочек», только в конце все умирают. Страшная «Маленькая ночная симфония» Дмитрия Гелера, в которой смешивается Гофман с Босхом, и все это – видения кошки, пока хозяина нет дома. И мой личный фаворит – мультфильм «Ветер вдоль берега» Ивана Максимова, под музыку Чеки Карио. Максимов – создатель серо-синих неустойчивых флегматиков, двигающихся в синкопированном ритме, автор знаменитого мультика «Болеро».
Сюжет – чистый джаз: вдоль моря дует ветер, сдувая головоруких длинноносых существ, которые у этого моря живут. Можно смотреть бесконечно.
Про картинки была и немецкая «Девушка из стратосферы» Матиаса Оберга — художественный, для разнообразия, фильм про девушку, рисующую комиксы. Она приезжает в Токио, устраивается работать в клуб – развлекать бизнесменов, пришедших расслабиться после работы. Героиня похожа на Скарлетт Йоханссон, только гораздо красивее.
А фильм похож на «Трудности перевода», но примерно как Харуки Мураками на Рю Мураками: Токио и девушка на месте, но там, где у Харуки философские недоговоренности и самокопания, у Рю – кровь фонтаном и ехидный финал.
Комиксы постоянно становятся реальностью и наоборот, а этот чернушный Токио вызывает клаустрофобию.
А закончился вчерашний день блестящим фильмом Эмира Кустурицы «Жизнь чудесна», циничным, безбашенным и настолько светлым, что «Спокойной ночи, малыши» по сравнению с ним – растлитель младенцев.
Фильм о том, как любят ослицы, о том, как трахать пингвина, о том, как начинаются войны, и о том, что такое любовь.
Перед показом Кустурице вручили статуэтку за вклад в мировой кинематограф. Он порадовался: надо же, сказал, всего 49 лет, а уже вклад, приятно. И объяснял, что любит русскую культуру (сегодня, говорят, собирается посмотреть булгаковские места). А снимать кино начал, посмотрев «Рабу любви» Никиты Михалкова. Никита Сергеевич, тоже присутствовавший в «Пушкинском», польщенно улыбался.
Господа, вы пингвины, господа…
