Цивилизация
После презентации в Красноярске экономической программы Дмитрия Медведева, точнее — ее налоговой составляющей, можно немного успокоиться: по крайней мере,
в ближайшие месяцы массированной борьбы с социальным расслоением и бедностью в России не предвидится.
С одной стороны, спасибо пока не случившемуся, но ожидаемому мировому экономическому кризису. Какая уж тут борьба с бедностью, на нацпроекты Резервного фонда хватило бы! С другой — предвыборный цикл предсказуемо заканчивается, и раз уж удалось малой кровью обеспечить рейтинги, то к чему новые обещания?
В последние месяцы вопрос о социальном расслоении в России, бедности и неравенстве не мог не затрагиваться в любых публичных документах и выступлениях первых лиц, посвященных экономике. Пока первый вице-премьер ограничился достаточно косметическими, хотя и небезынтересными налоговыми предложениями — расширением системы социальных вычетов по медицинским, образовательным и пенсионным расходам.
Неизвестно, правда, как их реализовывать. Налоговые вычеты существуют и сейчас, но, усилиями нынешних представителей финансового и налогового ведомств, воспользоваться ими в состоянии лишь хорошо образованный, абсолютно здоровый и достаточно молодой человек. Еще одна идея Медведева — освобождение от налогов выплат компаниями процентов по ипотечным кредитам своим сотрудникам — была бы блестящей, если бы не исчезающе малое количество работодателей, готовых мотивировать своих сотрудников таким образом. Впрочем, это лишь первые предложения будущего президента, и приходится прогнозировать неизбежные, самое позднее — через два-три года, попытки комплексного лечения социальных проблем.
Наиболее прискорбным во всем этом является наблюдающееся практически во всех выступлениях смешение понятий, из-за которого
социальная политика в стране из раза в раз превращается во взрослую версию утренника в детском саду с раздачей подарков детям, лучше всех прочитавшим стишок, стоя на табуретке.
Еще с позднесоветских времен в России принято было во всем ставить на «системный подход» к разрешению проблем и разрабатывать исключительно «комплексные меры». Возможно, в этом все и дело: комплексная битва с бедностью, экономическим и имущественным расслоением и социальным неравенством невозможна. Это разные проблемы, и известные способы их решения по отдельности или противоречат друг другу, или вообще никак друг с другом не связаны. А
все, что предлагалось для решения социальных проблем в России после 1991 года, неизбежно связывалось в единую искусственно построенную цепочку, быстро выводящую проектировщика на рецепты 1917 года.
Парадоксально, но пока лучше всего российской власти удается борьба с самой серьезной из существующих проблем — с бедностью. Как не измеряй и не определяй «прожиточный минимум», с 1995–1996 годов (за исключением, разве что, 1998–1999) число бедных в России за пределами пенсионного возраста сокращалось. По разным данным, оно колеблется от 5–6 млн до 15 млн, но это очевидно уменьшающаяся величина.
Можно по-разному относиться к тому, как в России определяется абсолютная бедность, и к необходимости участия государства в ее сокращении. Аргументы против этого существуют. Например, феномен «застойной бедности» в России, как и во многих других странах, отчасти основан на незавершенности трансформации традиционного общества в современное (назовем его постиндустриальным, хотя это и не всегда корректно). И не всегда ясно,
почему повышение уровня благосостояния трех--четырех миллионов человек, сознательно выбирающих привычный для них способ существования, должно производиться на средства налогоплательщика, а не иных заинтересованных сторон.
Но это действительно локальная проблема, из которой в России чрезвычайно любят делать глобальную. Смешение в одну кучу «застойной бедности» окраин, в том числе национальных, и бедности средних и крупных городов, где живет большая часть населения России, постоянна. Тем временем ни один из рецептов, применимых для первой категории, не применим для второй.
И уж тем более все эти лекарства не годятся для решения крупнейшей социальной проблемы в России — пенсионной.
Многочисленные попытки пенсионной реформы в России, как на грех, целиком и полностью ориентированы на будущих пенсионеров. А сейчас совершенно невозможно предположить, какими именно будут их проблемы через 20–25 лет.
Самой же реальной темой сейчас остается неадекватность пенсионного обеспечения наследников СССР, граждан предпенсионного и пенсионного возраста. Нет, конечно, можно сказать им: «Вы строили социализм, и мы не в ответе за то, что у вас не получилось». Но сначала должен найтись кто-то, у кого повернется язык так сказать или определиться с нынешними пенсионерами как-то иначе. Без этого пенсионные реформы, ориентированные самое раннее на результаты через 10–15 лет, выглядят так же чудно, как если бы врачи в холерном бараке бросили все силы на профилактику будущего сифилиса.
Проблема имущественного расслоения в стране куда как более запущена в сравнении с проблемой бедности. Хотя бы потому, что во многом успехи на фронте борьбы с бедностью последних лет достигнуты одновременно с ростом дифференциации и доходов, и личных состояний российских семей. Крайние точки зрения на этот счет известны, но вряд ли полезны: действительно, а
что можно поделать, если борьба с богатыми в России не приносит никакой пользы бедным?
Пока лишь можно констатировать: при нынешнем устройстве российской экономики и общества рост благосостояния богатых сокращает абсолютную бедность и увеличивает относительную. Рецепты сокращения относительной бедности налогообложением при нынешней налоговой системе не работают. Подоходный налог серьезной роли в формировании доходной базы консолидированного бюджета не имеет, его повышение имеет смысл лишь при существенном снижении корпоративных налогов. А это вряд ли позитивно скажется на состоянии дел с имущественным неравенством.
И, наконец, проблема соотношения относительной и абсолютной бедности связана с социальным неравенством, но лишь опосредованно. О последнем в России не принято особенно распространяться, тогда как по своей значимости тема социального неравенства уже приближается к проблеме бедности пенсионеров. Очевидно, что обеспечить всем экономическое равенство — одинаковый уровень потребления, доходов, равную обеспеченность экономическими возможностями (например, возможность платного образования, медицины, отдыха) — не может в современном мире никто.
Равные же общественные и политические возможности, равные возможности для карьеры и для самореализации во всех провозглашаемых в России в последние годы «новых социальных курсах» всегда объявлялись функцией от имущественного и доходного равенства.
Де-факто единственным способом снятия остроты этих проблем являлись аналоги «позитивной дискриминации» в США и Европе — это гранты и стипендии для непривилегированных слоев общества, адресная социальная помощь, разнообразные квоты — от квот в ВУЗах до бесплатных мест для проезда в маршрутных такси.
Социальное равенство, равенство общих возможностей — это вопрос вне чистой экономики. Девять десятых преимуществ демократического общества в его несуверенной версии — это акцент на политических, а не экономических аспектах равенства. Можно дискутировать, возможно ли социальное расслоение без экономического, что, впрочем, не отменяет того факта, что
сваливать проблемы политического неравенства в России на имущественное расслоение — это способ уйти от проблемы.
Именно поэтому к новейшим комплексным способам борьбы с социальными проблемами в России, буде они будут объявлены, я заранее отношусь скептически. В то, что ими всерьез занялись, я поверю лишь в том случае, если авторам новых концепций, наконец, придет в голову разделять каждую из них. Возможно, по степени приоритетности и выстраивать их в очередь. Правда, серьезное обсуждение очередности в решении подобных проблем требует и нефальсифицированной демократии, и открытости общества, и много другого. А если нельзя отказаться от очередного «комплексного подхода», лучше все оставить как есть.
