Сравнение неуместно

Подтверждения того, что для России не подходит общий аршин, в природе достаточно редки, и все-таки они есть. Задайте любому знакомому простой, на первый взгляд, вопрос. Известно, что с осени 2007 года в России наблюдается всплеск потребительской инфляции. Можно ли назвать страну, в которой параметры роста индекса потребительских цен примерно соответствуют российским? Аналогична ли инфляция в России чему-либо в мире, есть ли в мире страна, граждане которой страдают от роста цен сравнимо с российскими обывателями? Удовольствие, уверяю, гарантировано.

Как и большинство показателей социально-экономического развития и состояния экономики, российская инфляция в глазах нашего населения является уникальной, ни с чем не сравнимой и отечественной в полном смысле этого слова.

Как бы вопрошаемый ни относился к самому значению показателя, сравнивать динамику потребительских цен в России и, например, в Иране, Румынии, Аргентине и Молдавии просто невозможно.

С одной стороны, простому человеку эти сравнения действительно не нужны: от того факта, что среди стран СНГ темпы роста потребительских цен в России – почти ровно посередине, на Украине и в Азербайджане они росли в 2007 году быстрее, а в Казахстане и Грузии – медленнее, ему ни тепло, ни холодно. С другой стороны, принципиальная несравненность российской экономики, психологические сложности в сопоставлении любого происходящего в стране процесса с тем, что творится в мире – явление, во многом определяющее и проблемы с госуправлением в России, и проблемы с адекватностью восприятия свершающегося в стране у населения.

Неумение и неготовность сравнивать свойственно не только нашей стране, но в той или иной степени — всем крупным государствам. Однако, пожалуй, лишь в России оно приобретает всеохватность.

А впрочем, возможно, я, как и большинство сограждан, в этом вопросе неадекватен и злоупотребляю приставкой «все-». Тем не менее, это своеобразное следствие патриотизма существует и вряд ли идет кому-нибудь на пользу.

Вот лишь одна иллюстрация. В последние годы Таджикистан стал одним из главных экспортеров рабочей силы в центральную Россию. И большинство жителей Москвы прекрасно знают, что жители Душанбе не от хорошей жизни подаются в дворники и дорожные рабочие в соседнюю нефтяную державу, где за это платят по российским меркам копейки, а по таджикским – достаточно приличные деньги. Но насколько велик достигнутый отрыв экономики России от экономики Таджикистана? Беднее ли таджикская жизнь жизни в российских беднейших регионах? Обычно на это отвечают: «Да, примерно одинаково, у самих у нас есть нечего». На самом деле, мало кто обратил внимание на то, что происходило в Таджикистане в феврале 2008 года. Впервые за десятилетия в ряде районов температура упала до -30 градусов, что совпало с отключениями электроэнергии, проблемами с транспортом и в итоге – человеческими жертвами в несколько сот человек и экономическими потерями в размере около 15% ВВП. В Москве гуманитарной катастрофы в Таджикистане практически не заметили –

Средняя Азия в России воспринимается как нечто средневековое, как территория абсолютной бедности и полного развала. Второй вариант — как оазис сохранившегося и выжившего социализма, который и нам бы не худо вернуть обратно.

Но, в любом случае, сравнения и выводы неуместны. Мы – не они, они – не мы, и говорить тут не о чем.

В какой же ступор вгоняют почти всякого россиянина данные об экономическом росте в Азербайджане — в нашем народном самосознании он недалеко ушел от Средней Азии. А в этой закавказской республике экономический рост последние годы был одним из самых быстрых в мире, число беднейших граждан сократилось до уровня, сравнимого с российским, и динамика роста нефтедобычи намного опережает российскую!

Одна из главных проблем несравнения России не только с соседними государствами, но и с ближайшими аналогами в мире, например, с Мексикой, основные социально-экономические показатели в которой хорошо сопоставимы с российскими — в неготовности видеть у нас проблемы, которые неплохо изучены в мире, и применять адекватные ситуации решения. Именно так появляются идеи, например, превращения Москвы во второй в Европе финансовый центр после Лондона. Действительно, не в Париже же, где выходцы из бывших колоний жгут автомобили прямо под Эйфелевой башней, не в Мадриде, где братва из Екатеринбурга, говорят, скупает коттеджи целыми кварталами, и не в Амстердаме, где жители давно потерялись между косяком и кварталом красных фонарей, строить Сити? Нет, только в Москве – здесь и «Бентли» встречаются чаще, чем в любой точке мира, и нефтедолларов куда больше, чем в каком-то там Франкфурте.

Европа, с точки зрения неискушенного русского предпринимателя, место, обреченное на гибель — русские идут!

Когда русские, наконец, доходят туда, куда они идут, получается достаточно комично: выясняется, что финансовая, интеллектуальная и эмоциональная мощь Третьего Рима на поверку сравнима с индонезийской, малайской и бразильской. Это не мало и не много – это просто сопоставимо, что национальное российское самосознание просто шокирует. Откуда в Греции, Румынии и на Тайване могут быть миллиардеры, помилуйте? А они – есть. И кто ж тогда мы?

Впрочем, предприниматели как-нибудь сами разберутся со своим местом на карте мира, да и амбиции, если они здоровые, редко кому мешают. Хотя, скажу шепотом, и амбиции эти тоже сравнимы с другими – от арабских до австралийских, и могут оказаться не такими уж и великими.

Отсутствие практического навыка в наблюдениях и сравнениях России с другими странами играют дурные шутки в делах чисто российских.

Во многом именно это определяет парадокс: Россия в развитии экономики чрезвычайно часто пытается догнать и перегнать мифилогические государства, которых давно не существует в том виде, в котором их догоняют. Напомним, в 2001 году правительство России провозгласило доктрину удвоения ВВП, в ходе которого нам необходимо было догнать по уровню экономического развития Португалию. С тех пор удвоение ВВП, кажется, свершилось, и МЭРТ затеял на ближайшие годы еще одно удвоение – да вот проблема, Португалия, как на грех, никому не обещала оставаться на уровне 2001 года. Опережающие темпы развития экономики России не гарантируют, с одной стороны, отказа от развития других стран, которые мы пытаемся догнать, с другой – отсутствия конкурентов. Например, Украина, которую в связи с «оранжевой революцией» и последовавших за ней событий в Москве едва ли не похоронили, в те же годы, что и Россия, показывает примерно ту же динамику экономического развития, что и большой восточный сосед. Уж не будем говорить об Эстонии и Латвии, экономическое состояние которых в гораздо большей степени напоминает Китай, нежели Россию, и все чаще именуется термином «перегрев». Тот самый, который с затаенной гордостью отвергают экономисты в России. «Перегрев» экономики, конечно, не то, что бы приятное явление, но они сумели хотя бы разогреться, а и это казалось невозможным. И уж, разумеется, наш перегрев – не чета латвийскому или китайскому. О первом и говорить нечего. Второй – Китай это Китай, там и народу-то больше. Когда выясняется, что гражданам Латвии в итоге проводимой властями последние 15 лет экономической политики жить по всем показателям лучше, чем гражданам России, а россиянам – лучше, нежели китайцам, вновь возникает состояние ступора. А потом

в ход идут аргументы эстетико-мировоззренческого плана: ракеты, березки, дураки, дороги и прочие составляющие национальной гордости и национального самоуничижения великороссов, сплетающиеся в единую несравнимость.

Конечно, это где-то трогательно, где-то и хорошо, но в основном смешно и бесполезно — догонять Лондон 90-х и Нью-Йорк 70-х, оперировать схемами экономического развития, которые были модны двадцать лет назад, и строить небоскребы в мире, где раздумывают о глобальных деревнях. Несравненность и несравнимость, отказ определять свое место в мире для нас — это невозможность строить страну, обращенную в будущее, которое отмеряется от плохо известного нам настоящего. Конечно, прекрасно жить на родине слонов. Но слонов на среднерусской возвышенности от этого не становится больше.