Цивилизация
Во вторник Владимир Путин почему-то публично и почти буквально подтвердил очевидное — это он выступил организатором и гарантом игры в наперстки, которой стал воскресный аукцион по «Юганскнефтегазу». Пока рынок еще выяснял, не «Сургутнефтегаз» ли это телеграфировал в Москву из Ял... из «Лондона» в Твери, российский президент открыл, что «Юганск» купили известные ему физические лица с энергетическим стажем, а вовсе не «Сургут». А потом выяснилось, что накануне аукциона «Газпром» продал кому-то «Газпромнефть», испугавшись формальной причастности к нечистой сделке и санкций мировых судов. «Газпром» объяснил, что это чисто технический прием.
Таким образом, строительству государственной нефтяной мегакорпорации дан ход — уже фактически подтвердилось, что это госкомпания «Газпром» по притворной цене приобретает крупнейший актив ЮКОСа, который и международное сообщество, и деловой истеблишмент, и мировой арбитраж сегодня считают украденным у его владельцев. Теперь г-н Пупкин покупает пустую «Газпромнефть», а некие другие господа (известные г-ну Путину) — «Юганск», и потом они его передают по цепочке в тот же «Газпром». А Пупкин, он — так, случайный пассажир, просто заглянул на праздник российского бюджета, у него и денег нет, и из «Газпрома» он давно уволен.
К той же логике буквы права, в которой действуют сегодня кремлевские юристы, «Газпром» (или его представитель) на бумаге будет добросовестный покупатель, — безуспешно апеллируют адвокаты ЮКОСа, пытаясь доказать, что компания оптимизировала налоговые выплаты, а не избегала их. Налицо политическая репрессия и избирательное применение закона, но и в независимом суде позиции ЮКОСа неочевидны: признание налоговой оптимизации таковой, то есть отвечающей духу закона и порядка, — прерогатива суда, а не бюрократическая формальность. И точно так же у международного права могут остаться вопросы к тому же «Газпрому» и даже к руководству государства, подтвердившему свою косвенную причастность к нечистой сделке.
ЮКОС в любом случае уже выиграл процесс в Хьюстоне, вынудив правоведов срочно менять схемы и доказав тем самым всему миру, что постановка аукциона была подчинена единственной цели его формальной легализации. Зачем они пошли вверх на пять шагов? Просто широкий жест? Перекатывание поролонового шарика — ах, вы так, говорите «Газпрому» нельзя, ну, поднимите колпачок: оп! не он, — подтверждает преступный, с точки зрения прохожих, умысел уличных катал. Просто мы все знаем, как тут играют, и что об этом говорит милиция, не так уж важно. Современный деловой мир живет даже не столько правосудием, сколько кредитной историей имиджа и репутации. И это большая редкость, чтобы уличный шулер стал со временем солидным негоциантом: все-таки другая профессия и другой социальный статус.
Ведь это только российский суперлегистский политический режим в каждой толкуемой им букве теперь чаще всего им же и написанного закона видит госинстанцию и властный инструмент.
В головах кремлевских политменеджеров нынешнего призыва господствует крючкотворное понимание права как инструкции на бумаге. В этом праве вместо смысла — порядок действий, вместо общественной справедливости — исполнительный надзор. Такое право умеет унитарное государство выдать за федерацию, верхнюю палату парламента превратить в лавку должностей и привилегий, а хулиганство в кабинетах чиновников приравнять к попытке захвата власти.
Российская правовая система представляет собой не кодекс гражданских свобод и общественного порядка, а институт его, этого права, применения.
Например, новый закон о митингах позволяет применить его к любому митингу. Оно, это право, функционирует как политтехнология для госаппарата. Его всегда не хватает, и государство постоянно вынуждено переписывать нормы и менять инструкции, довольно быстро превращая это самое право в инструмент прямых репрессий против сограждан, а суды — в памятник правосудию. И уж никак не считаясь с тем, что мир не признает легальным российский правовой порядок. Тут у нас есть ответ. Мы их просто называем посторонней юрисдикцией.
