Мастера симметричного ответа

Современная дипломатия состоит из галстуков, перемен блюд и многостраничных резолюций. Она как бы вне конфликтов. Вот, с точки зрения российской дипломатии, на сессии ПАСЕ в Страсбурге случился дежурный инцидент: они нам дежурно указали на первичные признаки воровского государства, продемонстрированные Россией в деле ЮКОСа, а мы им — дежурно, — что они не разобрались в существе вопроса, передергивают и давят на кропотливый российский суд. В таком общем тоне, что, мол, доклад по ЮКОСу, как мы и предполагали, у них получился не очень сбалансированный, но мы с ними — от нас не убудет — продолжим наш терпеливый диалог.

Это называется симметричный ответ. Логика его в том, чтобы скопировать позу оппонента и его выражение лица.

Несмотря даже на особо жесткие ноты доклада по ЮКОСу, европейская бюрократическая элита пока не готова предъявить России реальный счет. Так что и России, и Западу страсбургская дипломатия сегодня позволяет отчасти камуфлировать беспросветный тупик наших отношений. Вот, Украина рассчитывает в этом году присоединиться к ВТО и к 2007 году добиться ассоциированного членства с ЕС. У них с Европой, значит, разговор, а мы тут в рабочем порядке критикуем партнеров за неконструктивное отклонение наших конструктивных поправок. Застыв в такой музейной зеркальной композиции о взаимном доверии, выходящем на новый уровень, и вот мы с ним столкнулись, как всегда, на выходе в дверях.

На самом деле концепция симметричного ответа принята и уже творчески осмыслена Москвой как краеугольная — а, в сущности, и единственная — политическая стратегия.

Ее издевательский смысл в том, что общей правды не существует, а есть только корыстный интерес.

Что «не докажете». Что «воздух общий», как в пятом классе. Вы нам — про ЮКОС, мы вам — про двойной стандарт. Вы нам — про тотальную цензуру, мы вам — статистику видеопоказов Буша на CNN: видите, у действующего руководителя всегда фора. Вы — по закону, и мы — по закону. У вас митинг, и у нас митинг. У вас — против, у нас — за. И, по замыслу, наш, постановочный, делает такой же бутафорией ваш, настоящий.

Вообще, удобная риторическая формула двойного стандарта констатирует заведомую неисполнимость любых гуманитарных миссий. Так как требует единовременного установления мира во всем мире и любое отклонение трактует в свою пользу. Вы говорите демократия, а мы тут покопались в грязном белье и обнаружили, что у вас концы не сходятся. Ну а сфера применения правовой симметрии по определению безгранична. В российской внешней политике она скорее средство защиты — ваше право над нашим силы не имеет, — зато во внутренних делах — основной инструмент атаки.

Вот, к примеру, фракция антисемитов в Думе пишет прокурорам. Требует применить к еврейским организациям закон об экстремизме, исходя из торжествующей сегодня логики, что закон — это оружие, а не конвенция общественного порядка, и кто это оружие сумеет применить, тот, собственно, и в выигрыше. Ведь если б евреи, допустим, пришли к власти, они ж с антисемитами, наверное, тоже не церемонились бы. Или налоговый кодекс. По идее общественного порядка, налогоплательщики содержат государство и выполняют социальные задачи. Это нигде не записано, но всем более или менее понятно, такая общая договоренность. Зато если это такой же закон, как все, то есть главное его иметь в руках, тут же открываются новые возможности. И тогда это уже вопрос взаимоотношений с конкретным юрлицом: как ему удобней — тихо отдать часть или попробовать возмутиться с риском потерять все.

Переосмысление общественного договора в симметрию одностороннего произвола превращает право в тактические боеголовки бесконечной войны.

Если бы не мы — вас, то вы нас точно, и, в общем, мы вас уже хотя бы поэтому. Своим движущим мотором это победившее в России понимание права имеет силу: у вас институтов закона нет, а у нас есть. И коллапс российской политики в той же Украине и на Западе отражает неизбежность падения этой национальной доктрины в исторической перспективе. Хотя бы потому, что она, по определению, не приспособлена к мирным временам.