Цивилизация
Чем активнее мы убеждаем Европу, что надежней нас нет в мире поставщика нефти с газом, недоумевает кремлевский шерпа Игорь Шувалов, тем убежденнее они нам ищут альтернативу. И то, разве это не странно? Не удивительно ли, что Москва никак не разглядит в атомной программе Тегерана не скрываемых им желания и готовности создать ядерное оружие? Чем ближе саммит «восьмерки» в Петербурге, который должен был, по замыслу, подтвердить наш высокий мировой статус, тем хуже наши отношения с теми, кому этот наш статус предстояло подтвердить. Мы когда этот ловкий ход придумали?
Конечно, с течением времени мы меняли и саму концепцию своего мирового статуса. Когда-то она подразумевала, что Россия станет партнером и союзником развитого мира. Год назад, когда Москва объявляла энергетическую безопасность центральной темой саммита-06, а нефть подошла к 50-долларовому барьеру, речь уже шла о другом — что лидеры стран G8 приедут в Петербург и тем признают исключительную роль России в мире на новом витке роста сырьевых цен. Сценарий саммита был прозрачным и простым: что такое энергетическая безопасность? Кто оплот мировой стабильности? Семь ведущих мировых держав должны были дать ответ.
Но с начала этого года стало ясно, что для держав Москва источник скорее кризисов, чем спокойствия. Тогда повестку саммита скорректировали, и речь теперь опять о другом: что наша роль в мировом порядке соответствует объему оказываемого нам внимания. Лейтмотив грядущих заседаний в Стрельне теперь такой, что мы с мировыми державами боремся и во всем им противоречим, но, учитывая наш статус, они к нам приезжают все равно.
И последние попытки Москвы снизить напряжение отвечают этой логике — атмосфера скандала может сбить необходимый пафос торжества.
Новые отношения России с Западом, прежде всего с Америкой, как они окончательно оформятся на «восьмерке», не вполне верно, видимо, описывать в терминах холодной войны. У нас для такой войны не хватает ресурсов и влияния, а у противника, соответственно, интереса. Зато мы ссоримся. Всерьез. Зачем еще могли мы перекрыть газ Украине на Новый год? Разве можно таким образом кого-нибудь убедить, что мы надежный поставщик? Какой все-таки у нас интерес в Иране? И что это за холодная — то есть ценностей — война, если любой внештатный агитатор вам на пальцах распишет, что эти западные ценности лишь прикрытие их циничного расчета, и у нас все как у них, только там уже на широкую ногу поставлено. Ссора и есть.
Рисунок всех ссор и размолвок одинаков. Кто ссорился, знает — в разгаре ссоры все всегда переходят черту и заведомо неправы. Это ее отрицательная сторона. Зато вытекающий из нее позитивный момент в том, что все одновременно и правы — в той степени, в какой оппонент неправ. Кто вспомнит, с чего начался спор? А ссора придает ясный смысл непростым вещам. Спрямляет разговор. Стремятся ведь США ущемить наши интересы и подойти к границам? Атакует нас мистер Чейни? Лезет? Кто ж будет спорить. Ну а мы что? Мы соответственно.
Уже сформировалось мнение, что конфликт с Западом нужен в целях общественной мобилизации в стране. Пожалуй, это слишком рациональный взгляд. Тут даже скорее наоборот: укрепление нашей вертикали есть ослабление их порядков. Мы с Западом ведем теперь игру с нулевой суммой, в которой выигрыш определяет убытки проигравшего. Вот, планируют выделить весь экспорт нефти с газом в новый огромный холдинг. И то, что Запад примет проект очередной сырьевой российской супермонополии в штыки, — лыко в строку, лишний аргумент, чтобы его воплотить в жизнь.
Проблема ведь не в саммите и не в поставках газа, а в победившей логике взаимного недоверия. Дело не в самой ссоре — бывает, мирятся.
Дело в том, что политике интересов, компромиссов и общих целей мы предпочли простую как швабра конфронтационную модель диалога по советским образцам.
Это наш политический выбор. Российские чиновники источают сегодня конфликт и агрессию, даже когда они предлагают мир. Потому что мир сегодня — это только тактические маневры перед атакой.
