Цивилизация
Современная российская интеллектуальная элита слишком меркантильна и увлечена собственной коммерциализацией и фактически отказалась от своей общественной роли, равно как и от нравственных и политических принципов 90-х годов. Таков смысл письма группы известных людей, членов креативного совета СПС, опубликованного некоторое время назад в газете «Ведомости». Резонерам от СПС резко и раздражительно отвечал известный публицист Максим Соколов. Однако, по мнению одного из авторов письма, политического обозревателя Андрея Колесникова, он просто не дал себе труда вдуматься в его смысл.
Ответ Максима Соколова на статью участников Креативного совета СПС «Интеллектуал на панели» в газете «Ведомости» сильно порадовал меня лично, как одного из авторов этого текста, в том смысле, что, публикуя заметку, мы сознательно стремились спровоцировать дискуссию на тему, представляющуюся чрезвычайно важной. В известной степени мне даже лестно то обстоятельство, что на статью откликнулся именно Максим Юрьевич. В то же время остается только сожалеть, что собственно тема статьи не была понята и даже распознана уважаемым коллегой.
~ И эта тема, вопреки мнению Максима Соколова, не Дугин с Кургиняном, не СПС с Серафимовским клубом и даже не он сам, добровольно принявший все инвективы на своей счет. Максим Соколов увлекся многотрудным и многословным описанием личных претензий к особенностям стилистики и тональности статьи «Интеллекутал на панели», не заметив, что речь-то, собственно, идет о такой «мелочи», как Свобода.
Быть поборниками Свободы — весьма некомфортная позиция. В современной российской интеллектуально-политтехнологической тусовке к Свободе принято относиться со снисходительным презрением, как к ценности бесконечно наивной, безнадежно устаревшей, чрезмерно пафосной, несущей на себе клеймо шестидесятничества, эпохи ранней демократии образца конца 1980-х и к тому же бессодержательной.
Модно быть высокотехнологичным циником. А если не циником, то как минимум консерватором.
И если с первой позицией все более или менее понятно (о чем мы, собственно, писали) — политически бесцветную выборную технологию можно продать любому, хоть Зюганову, хоть Явлинскому, — то со вторым сложнее.
:::Удивительная вещь получается: консерваторы есть, а консерватизма нет. Вот и ищет уважаемый Максим Юрьевич в гневно отвергающем все либеральное русском народе неодолимую склонность к «идеям метафизическим и религиозным». А этот самый народ в массе своей если и разбирается в православии, то исключительно в ритуальной его стороне, не любит ту полуразваленную армию, в защиту которой выступает в последнее время Максим Юрьевич, считает себя нацией-государственником ровно в той же степени, в какой растут или падают расходы государственного бюджета. Не следует приписывать русскому народу столь высокую степень «метафизичности». Он гораздо более прагматичен и, кстати, в этом смысле в большей степени привержен Свободе, нежели полагает наш оппонент.
Потому что Свобода, кроме сакрального метафизического, имеет строго прикладное значение. Без институтов избирательной демократии, без честных выборов мы получим авторитарное, «метафизическое» и «религиозное» государство.
Без экономической свободы та самая Португалия покажется нам совсем уж недостижимым идеалом. Без свободы слова дискуссия М. Ю. Соколова с авторами статьи «Интеллектуал на панели» решительно потеряет всякий смысл. А если у народа-богоносца, оказавшегося более глубокой субстанцией, чем это кажется огрубевшим в своем примитивном либерализме членам креативного совета СПС, отнять либеральный доллар и право свободно пересекать границы бывшей империи, он снесет любой политический режим, вне зависимости от его «метафизичности» и степени проникновения в недра русской консервативной души.
Если кто-то считает Свободу бессодержательной абстракцией, это не означает, что она как ценность утратила смысл. Не означает это и того, что СПС как партия должна самоликвидироваться. На занимаемом «Союзом правых сил» месте вырастет отнюдь не человеколюбивый и вегетарианский Серафимовский клуб с его незлобивыми идеями, а тот самый «центризм», в которым несчастливым образом соединяются аппаратная серость с русским национализмом, административный ресурс с государственным православным образованием, чекистская вертикаль с неизжитыми имперскими комплексами.
Вырастить русский центризм, бессмысленный и беспощадный, заблудившийся не в трех, а в двадцати трех соснах несоединимых идеологем, могут только интеллектуалы, не имеющие политических взглядов.
Страшнее нынешнего российского политического центризма зверя нет, и интеллектуалы, подобранные на политической панели, несут прямую ответственность и за замороженные реформы, и за сверхъестественную мощь российской бюрократии, и за сохранение «режима статусной ренты», застойного и циничного. И едва ли Максим Соколов, соавтор Серафимовского манифеста, объектом критики которого стала «элита страха», с этим не согласится.
