Уже тридцать восьмой

Отказ Платону Лебедеву в УДО спровоцировал мощную дискуссию в «Фейсбуке»: как можно сочувствовать олигархам, разграбившим страну, когда вокруг столько людей, которые достойны внимания творческой интеллигенции. Взять хоть нищих бабушек, пострадавших от рейдерской олигархической приватизации. Есть вторая версия той же позиции – «вы, сочувствующие, народ свой не любите, вы делите его на «чистых» и «быдло». Вступились бы вы с таким же жаром за ...» Вместо многоточия сюда монтируется любая «бабушка», которую вынесет на берег информационный поток. Любой «антиходорковский». В роли «антиходорковского» часто выступает лейтенант Сергей Аракчеев, которого дважды оправдывал суд присяжных, но это не понравилось руководству Чечни. И сделали так, чтобы нравилось, поменяв по ходу правила правовой игры: Верховный суд РФ отменил оправдательный вердикт, и уже профессиональный судья, без всяких присяжных, приговорил Аракчеева к 15 годам. Правосудие свершилось.

Вообще-то несправедливо, что дело Ходорковского и Лебедева обсуждается куда шире, чем дело Аракчеева и Худякова. Но тут вопрос в медийном ресурсе и художественном эффекте: богатые и знаменитые в клетке впечатляют сильнее, чем офицеры в кандалах. Олигарх и лейтенант стоят на разных ступеньках социальной лестницы, и падение с верхнего этажа наделало больше шума. Однако идеологические противники, «либералы» и «патриоты» (обозначим их так для простоты, хотя все определения спекулятивны), здесь удивительным образом сошлись. Дело Ходорковского и дело Аракчеева – это карты из одной колоды. На рубашках написано «несправедливость и политический заказ». Поэтому и передергивают эти козыри на одном и том же игровом поле. Как ни крути, а независимого неподкупного суда – ценности либеральной и западной – хотят и те и другие, когда припрет. Жаль, что независимый суд никому не нужен, пока не припрет.

Здесь есть о чем подумать тем, у кого пока имеется ресурс на решение своих проблем внесудебными методами.

Несправедливость производит в общественном сознании бомбистский эффект. Если нет суда, то остается только личная месть и реваншизм. Есть ли страна, больше пострадавшая от поисков справедливости, чем Россия? Все неправосудные приговоры, все бессилие маленького человека против системы, все эти слезы униженных, оскорбленных, ограбленных и оболганных не способны были впитать даже бумажные страницы великой русской литературы. Закончилось единовременным установлением справедливости – внесудебным и внесистемным. И поехало по новому кругу: враги, предатели, лагеря, тройки, воронки. Потом снова восстановление справедливости через слом государственного строя — и снова по золотому российскому кольцу: закон что дышло, от тюрьмы и от сумы, законы-то святы, да исполнители — супостаты.

Похоже, система ломается ровно в тот момент, когда накапливается критическая масса несправедливости. Жить в таком состоянии ни человеку, ни обществу невозможно. Баланс восстанавливается единовременно, скачкообразно и часто кроваво.

Заметим, что на микроуровне срабатывает та же схема. Великий реформатор Москвы Юрий Лужков сносил и строил усилиями Елены Батуриной. Помню, еще дискутировали, может ли жена мэра стать успешным предпринимателем сама по себе. Ответ теперь получен. Не может, не сама по себе. Лужковская репутация и бизнес-авторитет его жены снесены теперь под корень. Сейчас дискутируют, почему они не сели. Потому что отдали, что просили? Ответ «потому что не было никаких злоупотреблений» даже не рассматривается. Все все понимают — эта фраза описывает омерзительную реальность последних лет, когда за деньги покупается любой кусок государства.

Русские качели спроектированы так, что катальщик (богатый, влиятельный, знаменитый – неважно) бесконечно долго может находиться в верхней точке траектории, но уж если полетит вниз, то вместе со всей конструкцией. Список этих откатавших свое – вся наша история. Из зала правительственных заседаний и особняков с подогревом прямиком на нары или в эмиграцию.

Я вот думаю, что разговоры о Ходорковском, которому не надо сочувствовать, ибо и он немало поработал над созданием «понятийного» государства, похожи на вразумление изнасилованных. Любой психоаналитик скажет нам, что тезис «сама виновата» — это попытка вытеснить страх. Подсознание так пытается сделать реальность безопасной, заговорить ее по-шамански, потому что ну очень же страшно думать, что такое может случиться и с тобой. Нет, с хорошими, небогатыми, патриотичными и достойными, которые ваучера в руках не держали, такого не случается.

Страх вернулся и кричит, что его нет. Далеко он не уходил – ну разве отпустил лет на пятнадцать – и дал стране дело Ходорковского, который отчего-то не побоялся. Сергей Магнитский тоже отважно заявлял Уильяму Браудеру, когда тот предложил юристу уехать в Лондон: «Сейчас не тридцать седьмой год. Я ничего дурного не сделал, я знаю закон, никаких оснований для моего ареста не существует». Что скажет страх про Магнитского? Что не надо было работать адвокатом на врага, которому отказано в визе?

Чувство безопасности – еще одна базовая эмоция, которую должно обеспечивать гражданам государство. Безопасность и справедливость в сумме дают инвестиционный рай, социальное благополучие, экономическую и политическую перспективу, высокую рождаемость. Да просто счастливых людей. В неволе счастье не размножается.

Я вот все чаще вспоминаю наставления бабушки — «это не телефонный разговор», «слушают и еще как!», «лучше промолчи». И скупые, клещами вытянутые из нее рассказы про тридцатые годы.

— А что ты думаешь? Был человек – и нет. В его комнате уже другой живет.
— А вы что?
— А что мы? Страшно было. Ты не понимаешь, что это был за страх.

Немного понимаю. Когда прихожу в отделение милиции (полиции?), где милые люди в погонах помогают мне заполнить заявление о поцарапанной машине. И шутят, и смеются, и даже листок бумаги дают. Но в заплеванном «обезьяннике» сидят задержанные, и я слышу, как люди в погонах разговаривают с ними. А однажды даже видела, как идет допрос. Никаких «будьте любезны, распишитесь здесь» — только «эй ты, ты чо здесь?!» И дальше много разных слов. Ну то есть перемещение в «обезьянник» автоматически означает слет с качелей этой утлой безопасности, которой мы тут себя успокаиваем. Не имей столько, сколько Ходорковский, и за тобой не придут. Не борись, как Магнитский, и не умрешь в тюрьме от перитонита. Чем еще сердце успокоить? Ну, например, это было нетипичное отделение милиции. И вообще она теперь полиция.

Если честно, то жить в России стало немного страшно.

Зато весело и нескучно. Наблюдается всеобщее оживление. У педагогов по английскому очередь из учеников. А мои приятели, бывшие журналисты, открывшие агентство по продаже недвижимости за рубежом, утверждают, что нет отбоя от клиентов. Покупают не только дома и квартиры, но и малый бизнес. Очередной этап очередного громкого судебного процесса дает гарантированный приток инвесторов. В западные и восточные экономики.

— У нас сейчас что – тридцать седьмой? — спрашиваю одного своего большого друга.
— Нет, уже тридцать восьмой! — шутит он.

Хорошо, когда у человека есть чувство юмора. Одно из немногих чувств, на которое бессильно повлиять государство.