Цивилизация
В этой истории с затонувшим у испанских берегов греческим танкером «Престиж» больше всего меня захватывает как бы между прочим произносимая фраза: «Неделю терпел бедствие».
Вы когда-нибудь пробовали терпеть неделю? Ну, что-нибудь. Зубную боль, например, или несчастную любовь. Представьте себе состояние: болтаешься в нейтральных водах, в сердце у тебя тридцатипятиметровая пробоина, кричишь: «СОС», «Мейдэй, мейдэй!», — а эти сволочи на берегу не пускают тебя ни в один порт, потому что ты наверняка устроишь в этом порту экологическую катастрофу.
Как человек, выросший в те счастливые времена, когда, отправляя героя песни на фронт, родная желала ему смерти мгновенной и раны небольшой, я искренне танкеру «Престиж» сочувствую. Неделю терпеть бедствие – это невыносимо. Да делайте же уже что-нибудь! Да бомбите уже, пока я не разломился напополам и не ушел по частям на дно, погребая с собою сотни тонн мазута, каковой теперь застынет как кровь. Не бомбят, гады. И в порт не пускают. А я целую неделю терплю бедствие с тридцатиметровой пробоиной в сердце и мотаюсь по океанским волнам грязный, вонючий, ободранный, под греческим флагом.
Экологи подсчитывают возможный ущерб. Следователи ищут виновных. Капитан сидит в тюрьме. Цены на рыбу растут. Местные рыбаки наверняка требуют у правительства компенсаций. Туристы глядят по карте, где танкер и где Барселона, в которую у них куплен билет. Там на берегу, в портах, куда мне нет ходу, идет муравьиная и довольно бодрая жизнь по поводу танкера. А танкер терпит бедствие. День, два, пять, неделю. Наконец не выдерживает, ломается и тонет к чертовой матери. Потому что даже у танкеров терпение не бесконечно. Даже танкер не может терпеть столько, сколько нужно правительствам для принятия решений, хоть каких-нибудь.
Бесконечное терпение требуется всякому вообще, кто на этой Земле терпит бедствие. Счастливые дни кончаются быстро, бедствия затягиваются, и их нужно терпеть. «Мейдэй! Мейдэй!»
Не далее как сегодня я видел женщину, у которой дочка не может дышать. Нужна операция. Очередь подойдет через полгода. Полгода приходить домой и видеть, как дочь не может дышать.
Еще я ездил в Ставропольский край и видел станицы после наводнения. Там когда-нибудь построят дома, но надо подождать. По строительным меркам немного. Всего лишь зиму отстоится фундамент, а к концу следующего лета построят дом. Надо потерпеть год, и я не знаю, откуда у этих людей такое терпение, чтобы год жить в сарае с чадами и домочадцами.
Ну и так далее. Чеченские беженцы в этих своих брезентовых палатках. Надо просто подождать, пока правительство найдет решение, силовое или не силовое, надо потерпеть. «Мейдэй! Мейдэй!» Или палестинцы с евреями, у которых ни тем нету жизни, ни другим, зато есть Арафат и Шарон, словно бы играющие в идиотские шахматы на глазах мировой общественности, которой терпения не занимать в виду комфортности условий, которые надо терпеть – залы заседаний, отели, оплаченные Организацией Объединенных Наций.
Раньше, или мне кажется, выражение «терпеть бедствие» употреблялось в основном с глаголом прошедшего времени и совершенного вида – потерпел бедствие, в смысле погиб, разбился, утонул. Теперь фраза «потерпел бедствие» стала какой-то несовершенной. Ну то есть потерпел бедствие, потом еще немножко потерпел, потом еще потерпел, потом потерпел довольно долго, а тогда уж и погиб, разбился, утонул.
Есть среди вас филологи? Бывает так, чтоб от времени совершенные глаголы становились несовершенными, как поэтический метр хорей от занудства стихосложения нет-нет, да и становится поэтическим метром дактилем?
Или вернее так: если кто-нибудь терпит бедствие неделю и никому не бросается в глаза абсурдность формулировки, значит ли это, что люди помудрели? Или просто стали еще трусливее, чем раньше?
