Цивилизация
Отчаянные попытки British Petroleum остановить выброс нефти из взорвавшейся подводной скважины возымели лишь частичный успех. Неделя за неделей нефтяной поток льется в Мексиканский залив. Уже очевидно, что на ликвидацию аварии потребуются как минимум месяцы, а на расхлебывание экологических последствий — годы.
Количество разлившейся нефти на глазах переходит в политическое качество.
В обращении к американскому народу Барак Обама назвал случившееся «самой серьезной экологической катастрофой, которую когда-либо переживала страна», и призвал к энергетической реформе, которая проложила бы путь к экономике, «основанной на чистых источниках энергии» и независимой от нефти.
Президент Соединенных Штатов не перечислил «чистые источники», способные заменить нефть, что и понятно: на сегодня таковых явная нехватка. Но в обстановке всеобщей взвинченности, вызванной грандиозной аварией и подогреваемой мощным на Западе антинефтяным лобби, сама эта идея носится сейчас в воздухе.
Типичная в этом смысле статья в The Times призывает обложить нефтяные компании сверхналогами, чтобы сделать бурение скважин непомерно дорогим и заставить повернуть инвестиции в сторону альтернативных источников энергии. Напоминая о том, как чернобыльская катастрофа остановила развитие атомной энергетики, обозреватель Анатоль Калецкий надеется, что нечто подобное произойдет теперь и с нефтедобычей, хотя
до того, как альтернативные источники заработают в полную силу, возможно, придется перетерпеть временный всплеск нефтяных цен.
Но это стоит свеч, ведь, «опираясь на ископаемое топливо, Запад не только создает риск катастрофических климатических изменений и субсидирует ряд самых неприглядных режимов в мире, но и упускает шанс разработки новых технологий».
Надо сказать, что среди режимов, аттестованных автором как «неприглядные», нашей страны названо не было, перечислялись только страны ОПЕК. Но степень нашей зависимости от нефтегазовых доходов уж точно не меньше, а скорее больше, чем у многих других нефтеторгующих государств. Поэтому любые сдвиги в мировой нефтяной ситуации отзовутся в российской экономике, а значит, и в политике самым непосредственным образом.
У нас, как известно, с недавних пор существуют две официальные точки зрения на эту проблему. Президент Медведев считает, что сверхдорогая нефть разлагает экономику и перекрывает любые возможности для хозяйственного обновления. То, как нам аукнулось десятилетие нефтяной дороговизны, — яркая иллюстрация правильности этой мысли. Премьер Путин напирает на другое соображение — что без нефтяных денег не решить проблемы российской казны. И это тоже факт. Хотя и справедливый только для кратко- и среднесрочной перспективы. Впрочем, в долгосрочную премьер вряд ли и заглядывает. А
сегодня нефтяная дороговизна — это подлинное спасение для федерального бюджета, половина доходов которого — нефтегазовые поступления. Без них сложившаяся у нас экономическая политика просто немыслима.
И большинство тех, кто принимает у нас хозяйственные решения, молчаливо, но выразительно надеются, что какие-либо дальнейшие пертурбации мирового нефтяного рынка вернут баррель нефти к заветным $140 позапрошлого года, а лучше бы еще выше. Ведь уже и так благодаря более высокой, чем ожидалось, цене на нефть бюджетный дефицит за первые пять месяцев этого года составил лишь 2,9% ВВП (при первоначальном годовом плане 6,8% ВВП).
Еще на несколько десятков долларов вверх — и exit strategy на наш домашний манер будет успешно реализована. Конечно, «выход из кризиса» в данном случае будет означать лишь обратный вход в тот тупик, в котором наше народное хозяйство находилось накануне этого кризиса. Но кто же об этом станет сейчас думать? Наркотическая зависимость российской экономики от нефтедоходов так же очевидна, как и то, что
наш руководящий класс не предпримет даже символических модернизаторских усилий, если и впредь будет вдоволь снабжаться халявными нефтедолларами.
Но следует ли по случаю аварии в Мексиканском заливе ждать среднесрочного или хотя бы краткосрочного взлета нефтяных цен? Уверенный прогноз тут вряд ли возможен, поскольку мировая нефтяная цена — продукт сложения нескольких разнонаправленных факторов, каждый из которых сам по себе не очень-то предсказуем.
Обычный рыночный баланс спроса и предложения здесь давно уже оттеснен на второй план сменяющими друг друга рыночными ажиотажами и паниками. После того как лопнул предыдущий пузырь и баррель нефти за второе полугодие 2008-го подешевел вчетверо, свое веское слово сказали антикризисные программы богатых стран, накачавшие мировую экономику необеспеченными деньгами, часть которых устремилась на нефтяной рынок и за 2009 год вздула там цены вдвое.
Затем настало время паник по случаю возможного долгового кризиса в Греции и других странах. Деньги бросились искать более безопасные места, и май 2010-го, несмотря на то что авария в Мексиканском заливе была в самом разгаре, стал месяцем довольно резкого падения нефтяных цен. С неизбежным временным лагом это пришло и к нам: в июле государственная экспортная пошлина на нашу нефть ($249 за тонну) будет заметно ниже, чем сейчас ($292 за тонну).
К этому надо добавить, что
быстрый переход от нефти к «чистым источникам энергии» потребует от богатых стран огромных расходов, которые усугубят их долговые проблемы и замедлят или вовсе остановят посткризисное восстановление их экономик.
Поэтому сегодняшняя решительная риторика раздраженных тамошних политиков имеет шансы заметно поутихнуть через несколько месяцев, когда кульминационная точка борьбы с аварией останется позади.
Это вовсе не значит, что гегемония нефти — навсегда. Планомерная разработка альтернативных источников ведется уже несколько лет, и доля нефти в мировом энергобалансе потихоньку уменьшается и будет уменьшаться впредь. Но чтобы тут произошла революция, нужны новые, революционные технологии, которые еще не придуманы и поэтому не могут быть занесены ни в какой план.
Да и аналогия с Чернобылем приводит не совсем к тем выводам, которые сделала The Times. Влияние этой катастрофы на судьбу мировой атомной энергетики (которая на сегодня как раз и является самой очевидной альтернативой энергетике нефтяной) было далеко не таким радикальным и долгосрочным.
Вот, например, совсем свежее решение шведского парламента, которое разрешает возобновить сооружение ядерных реакторов. Отказ от АЭС был там принят под давлением экологистов задолго до Чернобыля, еще в 1980-м. И вот сейчас невыносимая дороговизна нефти заставляет возвращаться к атомной энергетике. И не только в Швеции, конечно.
Эта же дороговизна, весьма вероятно, воспрепятствует слишком уж обременительным ограничениям и запретам на шельфовую добычу нефти, как бы американские политики сейчас ни кляли халатность и невезучесть British Petroleum. Экономико-политические приоритеты в мире меняются, но далеко не так быстро и часто, как меняет направление вектор цены на нефть.
Что же до нашей страны, то ни чужие катастрофы, ни чужие стратегии их преодоления не обещают нам ни благополучия, ни уверенности в будущем. Болезненная зависимость от зигзагов нефтяных цен исключает нормальное развитие, какими бы эти зигзаги ни оказались в ближайшем будущем.
Эту зависимость придется либо изживать своими силами, либо долгие годы стагнировать — до тех пор пока внешний мир сам перестанет нуждаться в нашей нефти.
