Цивилизация
Прошло десять дней со времени беспорядков в Бирюлеве, и осталось еще десять до Дня народного единства — праздника, монополизированного учредителями «Русского марша» почти с момента его учреждения.
Дискуссии о разрешении, месте проведения, формах и составе участников шествия националистов возникают ежегодно накануне ноября и по накалу страстей значительно превосходят аналогичные споры вокруг митингов оппозиции. Нынешний формат акции и ее заявители, по сути, являются продолжением еще сурковских заигрываний с националистической риторикой, противники Белова-Поткина и Демушкина и их конкуренты на националистическом поле не хотят выходить с этими «агентами Кремля» и активно дискутируют о допустимости соглашаться на условия московской мэрии — маршировать за русскую идею в Люблине и утром.
Весь шум вокруг потенциального «Русского марша» был бы традиционным информационным фоном конца октября, если бы не события 13 октября в Бирюлеве: теперь вопрос согласования акции окончательно политизирован.
Лидер объединения «Русские» Дмитрий Демушкин уже успел заявить, что мэрия готова дать согласие на «Русский марш» в Люблине (и не готова согласовать акцию в центре Москвы), а глава департамента региональной безопасности мэрии Москвы Алексей Майоров сказал «Интерфаксу», что вопрос еще не решен. Впрочем, тем, кто изначально на марш собирался, опровержение уже не важно: умеренные националисты готовятся к прогулке в районе Люблино.
Глава федерации мигрантов России Мухаммад Амин попросил власти Москвы не разрешать «Русский марш», пригрозив ответным митингом мигрантов: «Националисты проводят акции, на которых призывают к насилию в отношении невиновных людей, в том числе мигрантов. Если мы узнаем, что националисты будут проводить митинг, мы подадим заявку и будем проводить альтернативный митинг».
Причины, по которым мэрия Москвы, вероятнее всего, согласует «Русский марш», укладываются в логику предотвращения возможных столкновений.
Практика последних лет показывает, что разрешенные массовые акции (будь то митинг оппозиции на Болотной площади или Курбан-байрам, даже после националистических погромов) при должной подготовке и сопровождении полицией в итоге оказываются намного меньшей головной болью, чем попытки что-либо запретить и разогнать.
Опыт работы с националистическими движениями, наработанный с 2005 года, также склоняет в пользу разрешения: тот же Александр Белов-Поткин не скрывает, что делает политическую карьеру и лишних проблем с законом иметь не хочет. Большинство «крупных» националистические движений, по сути, системны и никаких беспорядков провоцировать не будут.
Но причины, по которым в этом году с «Русским маршем» стоило бы быть поаккуратнее, также очевидны: свежее воспоминание о беспорядках в Бирюлеве, возможные попытки ответа, вероятность того, что такое разрешение будет воспринято как «зеленый свет» к дальнейшим выступлениям с погромами.
Вопрос дальнейшей судьбы «Русских маршей» относится не только к этому году — это вопрос новой политики.
Проблема в том, что с 2005-го и даже с 2010 года ситуация уже изменилась. Сам по себе «Русский марш» с каждым годом все меньше и меньше может быть аккумулятором недовольства националистов. Прежние «системные» националисты уже устаревают и, подобно лидерам футбольных фанатов, являются почти бюрократами от национализма.
Нынешний двигатель выступлений и побоищ — подростки 15–18 лет, чаще всего не входящие ни в одну из крупных организаций, новое поколение, с которым власти пока не нашли общий язык, не систематизировали и не начали работать. Это участники ситуативных сходок, собираемых через социальные сети, дети не только «неблагополучных» районов, в которых злоба и ненависть пока выше и сильнее рационального и договороспособного.
Не будет ли разрешение на марш для них разрешительным сигналом для новых погромов, не соберутся ли они в другое время в другом месте — вопрос, на который сейчас власть однозначно ответить не может.
