Кризис всякого возраста

«Молодым везде у нас дорога, старикам везде у нас почет», — пелось в славной советской песне, написанной Василием Лебедевым-Кумачом и Исааком Дунаевским, что примечательно, для кинофильма «Цирк».

Разобрав эту песню «Родина» по косточкам политкорректности, можно выявить там признаки «эйджизма» (от слова «age» — возраст), то есть дискриминации по возрастному признаку. Получается, что молодым нет почета? А старикам, наоборот, только почет, но нет никакой дороги?

Термин придумал в конце 1960-х Роберт Нейл Батлер, геронтолог и психиатр. Лауреат Пулитцеровской премии и первый директор Национального института старения США. Он приравнивал дискриминацию по возрасту к расовой и по половым признакам. Эйджизм проявляется и к молодым тоже (выражаясь в формуле «молодой еще, рано тебе этим заниматься»), но чаще, конечно, встречается дискриминация людей возрастных.

Эйджизм проявляется и на уровне массмедиа, массовой культуры и т.д. Происходит это в том числе по экономическим причинам: считается, что самый привлекательный объект для рекламного таргетирования — мужчины на руководящих должностях до 45 лет, а категория 60+, а то и 50+, с точки зрения нашего рекламодателя, — это «полный отстой». В отличие от многих благополучных стран, где старички и старушки, накопившие на достойную старость и бодро путешествующие по миру, у нас люди особенно пенсионного возраста — это, как правило, унылая нищета и убогость.

Попробуйте устроиться на работу, если вам за сорок, — примерно до 40% объявлений о вакансиях, утверждают исследования рынка труда, отсекают таких людей соответствующей припиской, давая понять, что им не стоит беспокоиться.

Существуют стереотипы: нужны «молодые и амбициозные», а «пожилые и консервативные» не нужны. Амбициозность сама по себе, без соотношения к компетенциям, знаниям человека, его подготовке, считается почему-то высочайшим достоинством. Результат — повсеместное засилье энергичных кретинов, в том числе на руководящих должностях, объединяемых в касту «эффективных менеджеров».

А старшее поколение — ну что с него взять. Стереотипы определяют его представителей как отсталых, компьютерно безграмотных, неперспективных. При том что в силу стремительности развития современных технологий подчас все эти определения небезосновательны, у этой «потертой временем медали» есть и другая сторона. Более возрастные люди могут отличаться тщательностью, более ответственным и одновременно, как ни покажется странным тем, кто фетишизирует амбициозность, позитивным отношением к работе в целом.

Для многих поживших и повидавших работа — это не только время «отсидки» и получения необходимого для отдыха и развлечений бабла, но и определенная жизненная потребность. Определяемая пафосным выражением «быть нужным людям».

Российский Кодекс о труде запрещает дискриминацию в том числе на основе возраста (статья 3). Однако в Конституции прямого запрета нет. В УК РФ, в отличие от других видов дискриминации, эйджизм тоже не наказуем и не упоминается. Думаю, в Конституцию положение просто забыли вписать, в те времена эта проблема не считалась важной. Она и сейчас не считается.

Да и кто у нас вообще вчитывается нынче в Кодекс о труде. Мало ли что там понаписано, он безнаказанно попирается и в других случаях дискриминации, в том числе расовой, хотя требование к работникам по части принадлежности к «лицам славянской национальности» сейчас не часто вписывают открыто в объявления о вакансиях, но по-прежнему многие подразумевают.

Хотя в 2013 году были приняты поправки в закон «О занятости населения», запрещавшие возрастную дискриминацию в объявлениях о вакансиях, на практике с ней сталкиваются (по данным разных исследований) от 45 до 60% работников.

Да что объявления! Эйджизм узаконен в России применительно к так называемым руководящим кадрам. Недавно Дума «усугубила» дискриминацию по возрасту, приняв закон о предельном возрасте для главврачей и даже их заместителей, ограничив его теми же 65 годами. Хотя возрастная планка в 65 лет навеяна ментальностью прошлого века, когда человек подобного возраста (как, скажем, в ХIХ веке люди 40-летние) считался «дряхлым стариком».

Узаконена дискриминация по возрасту и для правящей номенклатуры в целом. И уже было несколько случаев, когда человек, вполне компетентно справлявшийся со своими обязанностями, терял должность просто потому, что достигал этого пресловутого «предельного возраста нахождения на госслужбе». Например, про покойного достойнейшего Виталия Чуркина, бывшего постпреда в ООН, говорили, что его как раз собирались сменить «по возрасту», что добавило ему волнений и нагрузки на сердце. Может, это и не так (МИД все отрицает), но мысль эта кажется дикой в своей правдоподобности.

Фетишизация возраста как формального повода для «обновления кадров» является отражением сразу нескольких факторов, присущих нашей жизни. Сам принцип во многом взят как антитеза советской геронтократии (правящий класс продолжает питаться именно советским опытом). Просто советский эйджизм отличается от постсоветского. Тогда тоже много говорили про обновление кадров (особенно в годы перестройки), но при этом рисовали засевших в Политбюро маразматиков воплощением опыта и мудрости («мудрое руководство КПСС»).

Кстати, расхожий советский термин «молодой специалист» — тоже проявление эйджизма. Такой человек вне его конкретных компетенций заранее определялся как «недоспециалист».

Фетишизация возраста как основы для продвижения по службе и назначения на руководящие должности происходит еще и из-за отсутствия у нас должного уважения (и внедрения их в практику) к принципам меритократизма.

Нет и адекватных форм определения профпригодности, скажем, в виде тестов-экзаменов при приеме на ту же госслужбу (экзамен на чин, как сказали бы раньше). Подавляющее большинство назначений, строго говоря, «случайны» и производятся под влиянием клановых соображений или фракционной борьбы на соответствующем номенклатурном уровне, «блата», коррупции — открытой (когда должность просто покупается) или латентной (когда продвигают «своих» в расчете на определенные дивиденды). Неоправданно повышенное внимание отдается критериям, относимым к сфере политической благонадежности, что совершенно объяснимо в свете того гипертрофированного влияния, которое имеют на многие сферы наши жизни расплодившиеся спецслужбы.

Соответственно, корпоративная культура спецслужб, имеющая вполне определенную специфику, играет важную роль и в кадровой политике даже в тех сферах, которые напрямую не должны спецслужбам подчиняться.

Российский эйджизм в определенной мере можно считать проявлением в целом повышенного уровня нетерпимости и внутренней агрессивности нашего общества.

И то, и другое проявляется в отношении ряда других его категорий, условно называемых меньшинствами. Некоторые даже усматривают в этом определенное сходство с «фашизмом» (не в буквальном, а скорее в бытовом смысле) с его культом «здорового тела и духа», молодости и энергичности. Однако это вряд ли именно так. Скорее, следует говорить о признаках азиатчины, архаики и антигуманизма, когда «бесполезные старики», которых нужно только кормить и за ними ухаживать, отправлялись умирать, согласно японской старинной традиции, куда-нибудь в горы.

Вся наша нынешняя система здравоохранения ужасно относится к людям пожилого возраста, и это тоже огромная сфера торжества «эйджизма по-русски», когда врачи откровенно говорят: «а чего его лечить, он уже старый».

Вопреки известной мудрости, что общество, не умеющее ухаживать и достойно заботиться о стариках и инвалидах, не имеет будущего.

По данным социологов, до 70% россиян считают, что права пожилых людей в нашей стране не соблюдаются. Во многих странах уже перешли как минимум к неформальной практике квотирования людей возрастных на должностях, где их традиционно раньше дискриминировали. В этом есть, конечно, определенная нарочитость, как во всяком квотировании. Но в целом создает в обществе более гуманную по отношению ко всяким «меньшинствам» атмосферу. Скажем, бросается в глаза, что во многих западных авиакомпаниях полно довольно пожилых стюардесс.

У нас, человек, достигший пенсионного возраста, но продолжающий работать, потеряв работу, не может официально зарегистрироваться безработным, не может претендовать даже на те убогие программы повышения квалификации и переподготовки, что есть. Он фактически списан из активной жизни.

Справедливости ради, стоит отметить, что дискриминация по возрасту в той или иной форме есть практически во всех странах. Хотя проблема признана официально и с ней пытаются бороться, на законодательном уровне в том числе. Скажем, согласно общеевропейским исследованиям, людей старше 70 (все же там «возраст отсечения» повыше, чем наши 60) меньше трети опрашиваемых воспринимают как «компетентных» (кстати, тех, кто до 30, лишь 40% воспринимают как таковых, и это тоже эйджизм). Согласно прошлогоднему исследованию Всемирной организации здравоохранения, до 60% респондентов в 57 странах мира сообщили, что, по их мнению, пожилые люди сталкиваются с неуважительным отношением.

Думаю, российские законы о так называемом «предельном возрасте» стоит, по большому счету, признать антиконституционными, хотя, напомним, в Конституции прямого указания на недопустимость такой дискриминации нет. И есть некоторая уверенность, что рано или поздно это и произойдет, как это сделано уже в других странах. К примеру, в США юридический запрет дискриминации по возрасту относится еще к 60-м годам. И хотя с соблюдением этого запрета тоже есть проблемы, однако, в отличие от нас, бремя доказательства дискриминации при приеме на работу не лежит на том, кому в работе отказано, это работодатель должен доказать, что дискриминации не было и отказ произошел сугубо на основании профессиональных качеств соискателя.