Цивилизация
Черчилль пил. Рузвельт пил. Гитлер был трезвенником.
А что, если… С этого «а что, если» всегда начинается идея фильма. Идея этого фильма о четырех школьных учителях под названием «Еще по одной» тоже начинается с «а что, если…» А что, если школьные учителя… постоянно пьяны? На каждом уроке. Что, если заначки находятся повсюду? В туалете, в спортзале, в пакете… Что, если об этом все знают? А что, если они спаивают учеников перед экзаменом? Ну, по чуть-чуть же для храбрости-то можно? Ведь бухлишко делает человека одновременно и смелым, и спокойным…
Начинается фильм с того, как четыре очень правильных непьющих школьных учителя: историк, психолог, тренер по ЗОЖ и экономист – собираются на юбилей в дорогом ресторане с чопорными официантами. Общую картину упадка довершает тот факт, что двое счастливо женаты на красавицах и им верны. Мрак. Тоска. Закат Европы. Хочется стошнить. А чтобы стошнило, надо бы выпить.
Юбиляр рассказывает об одном норвежском философе и психиатре Финне Скордеруде. Он утверждает, что нам всем полезно пить. Нам с рождения не хватает половины промилле. (Кстати, Финн Скордеруд действительно существует). И надо эту половину добирать, то есть постоянно иметь в своей крови полтора бокала вина, в течение дня. Герои решили теорию Скордеруда проверить на себе… Но внимание (!) – в течение дня, то есть подбухивать придется весь день.
Преимущества сложно переоценить. Ты счастлив, весел, ты не лезешь за словом в карман, ты чувствуешь контакт с жизнью и с собственными чувствами. Да, я знаю, недобрые врачи называют это дофаминовой зависимостью и описывают все то же самое в мрачных терминах, но это только потому, что у них фантазии ноль.
Скажете, похмелье… да что ж что похмелье? Оно, может, даже и больше полезно для борьбы с пустотой жизни. Похмелье – тоже дело хорошее, это все-таки занятие, и нельзя сказать, что бессмысленное: ты борешься со своим организмом. Тяжело похмельный человек – как гений или как беременная, он сосредоточен на себе. Это особое экзистенциальное состояние. Страдаю – значит, существую. Не станешь ты в такое время отвлекаться на пустяки, суетиться, угождать, завидовать. И мысль о бесполезности жизни в такие минуты отпускает. Ты как будто при деле. Вот позвонят тебе и спросят: ты что делаешь? «Я болею». Или: «я лечусь». Или: «я, понимаешь ли, вчера выпил пивка, потом полбутылки виски, потом снова пива» – смело, не стыдясь, скажешь ты, зная, что на том конце связи понимающе улыбаются. Если когда-то и появлялся в жизни смысл, то это только в состоянии похмелья.
Действительно. Пил Черчилль, пил Рузвельт. Зато Гитлер был трезвенником. Черчилль все решения принимал в подпитии. Даже вот и не знаешь, от чего веселей: от того, что он навеселе отправил на войну четверть миллиона гражданских – или что то же самое он сделал на трезвую голову.
Но мир обновляется, и в этом новом мире уже будет тотальный ЗОЖ, без шуток, и старые пороки уйдут в прошлое, но пока хотя бы пьянство и ругань в кадре кинематографический бог хранит.
В условиях тотальной стерильности высказывания вообще не понятно, как снимать кино. Герой, конечно, может быть правильным, как на моем любимом полотне «Сталин и Ворошилов в Кремле». Но… чем больше пороков у героя, тем больше он нам симпатичен, потому что сами-то мы плохонькие. И вот, когда все темы уже давно толерантно забанены, остался один-единственный порок, который еще является социально поощряемым, и это – таа-дам! – пьянство. Не только поощряемым, но еще и призы за такое дают.
На днях фильм выиграл премию Европейской киноакадемии, очень престижную, может, чуть менее, чем «Оскар» или Канны, но сразу после них. Обычный вопрос: почем и за что нынче дают? Кинопрокат относит фильм к особой категории, называемой «артмейнстрим». Артхаусный мейстрим. Высоколобая попса. Кошерное сало. Живой мертвец (как и главный герой фильма в начале). А можно назвать это сложное явление просто «хорошее кино», которое насладительно смотреть и киноманам, и тем, кому дома не сидится.
И вот авторы фильма, сами того не зная, обратились к древнегреческому проверенному жанру анакреонтической поэзии, воспевающей радость беспечной жизни. К тому же алкогольное опьянение (как и образ юности), кинематографично само по себе. Для их изображения на экране даже не нужен какой-то особый талант.
Вакхическая песня, ода беспробудному пьянству удивительна и убедительна. Герои пили, спивались, спаивали школьников, и ничего им за это не было. Стал алкоголиком и умер только один из четверых. Это успех, я считаю.
И тут надо сказать, что Дания – это не только страна, откуда родом депрессивный Гамлет. Отсюда еще и Кьеркегор – философ отчаяния, отсюда еще и Ларс фон Триер, поэт Меланхолии. Ну и авторы фильма – собственно режиссер Томас Винтерберг, соавтор Триера, и актер Мадс Миккельсен, изобразитель маньяка доктора Лектора в одной из версий. Компания не слабаков, нет. И тут в этом месте надо бы добавить небольшую ремарку про алкогольную культуру Дании.
Что происходит, если во Франции, например, люди собрались на ужин? Они съедают целый ужин, пьют по 1 (одному!) бокалу вина и расходятся. Что происходит в Дании, если люди собрались на ужин? Пока все спиртное не выпьют – не разойдутся.
Сценарист из США и коллега Винтерберга две недели гостила в Копенгагене. В процессе светской болтовни с дочкой Винтерберга выяснилось, что сегодня дети занимаются тем, с чего и начинается фильм «Еще по одной», а именно бегают наперегонки и пьют пиво. Дама ждала, когда папа вмешается. Папа не вмешался.
– А если плохо станет?
– Ну, тогда стошнит.
– А полиция?
– Но там же учителя, – разумно ответил ребенок.
И даже где-то в середине фильма для убедительности появляется нетрезвый Борис Николаевич. И все же это фильм не об алкоголе, конечно. Это фильм о том, что такое быть живым.
