Цивилизация
Архитекторы-варяги более не экзотика в Москве: Эрик ван Эгераат завершает поселок на Рублевке, Рем Колхаас работает над проектом нового квартала в Мневниках, Маноло Нуньес проектирует на Софийской набережной. Июнь подарил лекции с Даниэлем Либескиндом и Захи Хадид, которой тоже предложено строить с столице.
Любопытно, что на этот раз зарубежным зодчим представлены не частные архитектурные решения, а экспортная концепция градостроения, применимая от Питера до Шанхая. Кстати, гость — из Берлина, города-флагмана архпрогресса, на который принято равняться. Филипп Мойзер с 1996 по 2001 координировал работу Stadtforum Berlin (совет по городскому развитию при сенате Берлина), являлся редактором архитектурных журналов Foyer и Area, автором исследований по градостроению, экспертом на российских архконкурсах. У него в работе серия самых разных проектов от здания посольства Германии в новой столице Казахстана Астане до проекта Театра эмоций в Берлине — комплекса на Потсдамер-платц с театром и кабаре.
Новый Берлин Филиппа Мойзера — это возвращение к европейским ценностям человечности, уюта и комфорта, которые следует утверждать на костях безликих многоэтажек.
Сейчас Берлин как раз переваривает модернистские кварталы в восточной части города, ради которых в свое время были разрушены те 40% города, что уцелели после войны. Кстати, сходство их со спальной Москвой столь сильно, что натурные съемки нашей столицы западные режиссеры повадились снимать в Восточном Берлине.
Современный Город (Modern City) предстал безрадостным, с недостатками, давящими на психику, — будь то искусственность Астаны, казарменность Соуэто, гигантизм Гонконга, трущобность Сан-Паулу и т. п. Досталось от гостя и европейским пригородам многоэтажек (по мнению Мойзера, их ущербность — одна из причин беспорядков во Франции). Эта безрадостная картина, по мнению гостя, будет изменена с наступлением Европейского города (City of Europe), или города в европейском стиле. Его будут характеризовать плотная невысокая застройка дом к дому (как на набережных Амстердама), индивидуальность зданий, симбиоз функций, уютные частные пространства, которые, по идее, создадут дружественную среду будущих городов. Т. е. реалии старой уютной Европы, которой в Берлине разбавляют унылый Восток.
Аудитория (в основном архитектурная молодежь) ответила искренними аплодисментами. Честно предложенная лектором дискуссия как-то не вышла. Трудно сопротивляться очарованию брэнда «Европейский» и уюту Амстердама. Кому мил Восточный Берлин?
Только как-то потерялось, откуда взялся этот пресловутый modern city, которого теперь европейские архитекторы укрощают словно Святой Георгий змия. А взялся «змий» из той же Европы.
Его оскал, помнится, составили 99 «зубов»-параграфов Афинской хартии 1933 года, программного манифеста модернизма, разработанного французом Ле Корбюзье и воплощенного командой европейцев и их последователей от Манхэттена до Монпарнаса. Среди принципов манифеста-панацеи было строгое функциональное зонирование города (спим в одном месте, работаем — в другом, отдыхаем — в третьем), ликвидация старой улицы через строительство автострад; самодостаточность зданий (дом должен стоять подальше от соседа и обязательно в зелени).
Перенесение этой «Европы» на русскую равнину породило убийственные дали спальных районов с куцыми березками и равнину Поклонной горы, где нет тени летом и спасения от стужи зимой. Да и в Европе, если честно, вышло вечернее безлюдье деловых центров и пригородов.
Кстати, Европа шла на это ради бегства из старого европейского города с его плотной застройкой, который в 20-х задыхался от перенаселения, фабрик и пробок. У нас последнее актуально до сих пор. Да и как признал лектор, в Москве градостроением правит прибыль.
В нашем «кривом зеркале» берлинское уплотнение превратилось бы в точечную застройку под окнами, а симбиоз функций — в казино на детской площадке.
Даже вывод заводика из центра часто означает офис, привлекающий две сотни машин, которые устраивают узеньким улочкам ежедневный коллапс (гость заметил, что европейцы сейчас продают машины и пересаживаются на общественный транспорт — для Москвы, где приобретение автомобиля по значимости приравнено к потере девственности, тот ещё вариант). Наверное, ничего уютнее «Европейского города» не придумать, но у нас его калька может убить даже те достоинства, которые модернизм таки-дал: инсоляцию, относительную приватность, простор.
То, что импорт европейской архитектуры дело обычное и полезное, автор наглядно продемонстрировал на примере деяний царя Петра и колониальных кварталов Шанхая. Но как бы ни нравилась ему идея экспансии Европейского города, сам г-н Мойзер, конечно, отлично сознает, что кальку с его концепции на весь свет не сделать. Вопрос только, ясно ли это городу, где Европа понимается как башенка на каждую будку, а Америка — как культивация кукурузы за полярным кругом.
