Цивилизация
— Джет, в фильме «Мумия» Голливуд обратился к китайскому средневековому антуражу. Вы снимались и в голливудских, и в китайских блокбастерах, в том же «Герое». В чем разница работы Роба Коэна и, допустим, Чжана Имоу?
Джет Ли: — Ну, для начала, один из них китаец, другой американец. Поэтому их видение китайской истории, китайской реальности, конечно же, сильно отличаются. Сущность Китая они видят совершенно по-разному. Вообще единственное, что объединяет эти фильмы, – то, что и тот и другой относятся к жанру фикшн.
Что же до разницы… Прежде всего, Чжан Имоу — это великий режиссер. И при этом очень важно, что в «Герое» он изначально хотел показать Китай всему миру — этот прицел на иностранцев очень сильно сказался в фильме. А «Мумия» — это очень американский фильм, американский режиссер, который хотел что-то сказать о Китае, может быть, просто продать фильм в Китай.
— А этот интерес Голливуда к Китаю вы для себя как-то объясняете?
Д.Л.: — Да здесь, по-моему, все очевидно: Китай все труднее и труднее не замечать. Люди все сильнее интересуются этой страной, вот этот спрос и удовлетворяется.
— Почему же в таком случае, к примеру, великолепный китайский фильм «Warlords», где вы сыграли главную роль, до сих пор не был в мировом прокате?
Д.Л.: — Ну, этот фильм как раз делался в расчете «на внутренний рынок», в первую очередь для китайцев, а не для европейцев. Поэтому прокатчики опасаются, что в той же Америке к нему не будет большого интереса. Хотя в Азии он пользовался оглушительным успехом. Кроме того, не все так плохо — сколько я знаю, в конце года должен начаться европейский прокат.
— Кстати, о «неподготовленных европейцах». Настанет ли когда-нибудь время, когда в титрах будут указываться не «европеизированные», а подлинные китайские имена? Не Джет Ли и Мишель Йео, а Ли Ляньцзэ и Ян Цычон?
Д.Л.: — Ну вы же сами ответили. Считается, что европейцам их сложно запомнить.
— Но тот же Чжан Имоу как-то заставил всех выучить китайское имя.
Мишель Йео: — Ну вот и прекрасно. Очень отрадная тенденция, внушает оптимизм, будем надеяться, что это только первая ласточка.
— При всем растущем интересе к Китаю китайцам, как и русским, в Голливуде по большей части приходится играть не героев, а злодеев. Вот и в третьей «Мумии» тоже…
М.Й.: — Ну, это не про меня. Моя колдунья как раз хорошая — она же для всеобщего блага заколдовала главного злодея, героя Джета Ли. Так что все отрицательное Джет взял на себя. А у меня появилась возможность подраться с самим Джетом Ли.
Д.Л.: — Я бы вообще поспорил по поводу «злодейства». Во-первых, это не совсем характерное для меня амплуа. Я сыграл более 30 ролей, и это всего вторая отрицательная.
Во-вторых, здесь все гораздо сложнее. Не забывайте про культурные, культурологические отличия. Разница между культурами все-таки очень сильна — хотя мир объединяется, становится ближе — но тем не менее. В американской культуре вы можете из-за вашей жены или дочери пойти против закона и при этом останетесь хорошим человеком. По американским меркам. А у нас, китайцев, наоборот, не забывайте конфуцианство. Более того, не только против закона. Даже если ваши побуждения самые благовидные — не только для вас, но и для общества, для общественной морали — и вы выступаете против правительства, государства, да против тех же копов, вы все равно становитесь врагом и злодеем. Так что с нашей точки зрения большой вопрос, кто в этом фильме злодей.
В этом мире как определить — хороший или плохой? Все зависит от того, под каким углом смотреть. Вы знаете, в истории тоже были времена, когда Китай был разобщен, и император Циншихуан объединил его. А каким он был человеком — вы знаете хотя бы по фильмам. Он хороший или плохой?
Вы знаете, с точки зрения буддизма нет понятия хорошего и плохого. Все постоянно движется. Хороший меняется, плохой тоже меняется. Ну вон — на Ближнем Востоке воюют уже почти две тысячи лет. Кто там прав, кто не прав? Если смотреть с этой стороны — этот, с той — тот. И мы в принципе не можем сказать, кто прав. Поэтому все зависит от точки зрения. Я люблю воду, вы любите вино. Что лучше — вода или вино?
М.Й. (смеется): — Лучше всего водка.
— Мишель была у нас в прошлом году на ММКФ, а вот вы, Джет, насколько я знаю, первый раз в России.
Д.Л.: — Да, я действительно первый раз, но не забывайте, что я вырос в Пекине, и первые в моей жизни фильмы, которые я увидел , были советские. Это «Ленин в Октябре», «Ленин в 1918 году» и т. п.
М.Й.: — А вот у нас в Малайзии советских фильмов не показывали. Поэтому о вашем кино приходится судить по фестивалям, по тому же «Русскому ковчегу» Сокурова.
Д.Л.: — И, кстати, есть одна великая книга, которую я прочитал в детстве и которая на меня произвела определяющее влияние. Она, собственно, сделала меня как человека. Это «Как закалялась сталь» Николая Островского. И я до сих пор постоянно ее перечитываю, вспоминаю, и, где бы я ни был — в США, в Китае, еще где-нибудь в Азии, я все время цитирую слова Павла: «Не бойтесь никаких преград и перипетий на своем пути, потому что сталь можно закалить только так».
— Сразу вспоминается великолепный фильм о тех годах — «In the heat of the sun» вашего ровесника Цзян Вэня. Это про ваше детство?
Д.Л.: — Нет. Мы с ним оба пекинцы, и это действительно очень хороший фильм. Но мое детство все-таки было совсем другим.
— Мишель, кстати, о вашем детстве. Вам никогда не хотелось вспомнить, что в отличие от Джета вы в детстве учились танцам, а не восточным единоборствам и были профессиональной танцовщицей? Как бы вы отнеслись к предложению танцевать в кино, а не драться?
М.Й.: — Ну, боевые искусства, кстати, очень похожи на танцы. Когда я играла в первом своем фильме, где были боевые искусства, я поняла, что между ними и танцем очень много общего. Те же самые движения, та же гибкость, текучесть. А что до смены имиджа — почему бы и нет? Тем более что сейчас мюзиклы резко пошли в гору. Это становится модным, их выходит очень много, и не только в Болливуде. (Смеется и изображает руками движения индийских танцовщиц.)
— Джет, а вам как идея смены имиджа?
Д.Л.: — Мы же живем в реальном мире. Вот возьмем для примера какой-нибудь хороший ресторан с русской кухней. К вам хорошо ходят, у вас популярное заведение… Ну зачем вам менять прекрасно функционирующий ресторан и делать его каким-нибудь американским макдоналдсом? Не проще ли пойти сразу в макдоналдс, благо их полно?
Есть же все-таки амплуа, и от меня миллионы людей ждут совершенно определенных вещей. У меня лучше получается играть в трагедиях. Стоит ли мне пытаться, например, изображать из себя комика? Вряд ли. Ни мне от этого лучше не будет, ни моей публике.
— Тогда, может быть, не совсем деликатный вопрос. Вам уже сорок пять…
М.Й.: — Так, чувствую, мне пора смываться. (Смеются.)
— … возраст все-таки не юношеский. Сможете ли сейчас сыграть «Шаолиньский монастырь» так же, как в 16? А если не менять амплуа, что вы думаете делать дальше? Играть кунфуистских дедушек с седыми бровями до подбородка?
Д.Л.: — Я десять лет учился ушу. Двадцать пять лет потратил на фильмы. Думаю, у меня просто начинается третий этап в жизни. Я сейчас создал фонд, занимаюсь благотворительностью. Надо отдавать то, что дало мне общество. Моему фонду всего год, но в Китае уже более миллиона людей участвуют в его деятельности. Ради этого фонда я потерял год своей кинематографической биографии, напрочь вычеркнул и занимался только этим. Я думаю, это говорит только об одном: в моей жизни кино сейчас занимает далеко не первую роль.
— Боюсь, что эти слова ввергнут в панику миллионы ваших поклонников.
Д.Л.: — Поймите меня правильно. Фильм — это моя работа. Это часть моей жизни, безусловно, важная часть. Но я — это не только актер Джет Ли. Я — это еще я.
Я постоянно ставлю себе вызов. Я был хорошим мастером ушу, пятикратным абсолютным чемпионом Китая. Я не буду говорить, что никому и никогда не удастся повторить это, но я был хорошим мастером. Видимо, я неплохой актер. Но поймите правильно — это этапы моей жизни.
Появился вызов — стал абсолютным чемпионом Китая. В достаточно юном возрасте — сколько мне там было, 11 лет? Я снялся в 17 лет в «Шаолиньском монастыре». Но сейчас у меня начался другой этап.
Не забывайте, жизнь каждого из нас — это тот же фильм. Самый что ни на есть живой фильм, который каждый из нас снимает.
М.Й.: — Я в этом вопросе согласна с Джетом, хотя уходить из кино не собираюсь. Это не жертва, я могу сказать: мне 46 лет. Просто однажды понимаешь, что твои года, твоя жизнь, твое тело — это все равно твое. В любом возрасте это и есть ты. Надо понимать, что мы стареем, рано или поздно мы все умрем, надо принять это с благодарением и двигаться дальше.
— Не могу не спросить: а что будет дальше?
М.Й.: — У меня скоро выйдет новый фильм, «Вавилон до нашей эры» с Вином Дизелем в главной роли. Кроме того, этот год я путешествовала по всему миру, занималась документальным фильмом о безопасности на дорогах.
Д.Л.: — Ну а мои планы, наверное, уже определены китайским землетрясением. Мне удалось собрать большой фонд, и таким образом на меня возлегло большое бремя, большая ответственность, и мне надо сделать очень много дел, чтобы помочь пострадавшим. Я даже на открытие Олимпиады не пойду, у меня есть четыре билета, но я их отдам моим друзьям и дочери. А сам в ближайшее время я буду заниматься только этим.
