Цивилизация
Старинный спектакль «Пахита» большевики запретили показывать в 1919 году как феодальный пережиток, и он канул в Лету, но гран-па из балета в постановке Мариуса Петипа как самостоятельный номер сохранился, впитав в себя вариации из других балетов и вставки возобновителей. Автор новой редакции, грядущий худрук балета ГАБТа Юрий Бурлака тоже взялся за восстановление, но захотел придать гран-па приближенный к оригиналу вид. Под оригиналом автор, изучивший хранящиеся в Гарварде записи текстов Петипа, подразумевает разумный компромисс. К примеру, костюмы восстановлены в старинном покрое и цвете, но сшиты из современных легких тканей. Декорации сделаны под дворец в барочном стиле «с перспективой». Вариации танцовщиц числом одиннадцать на музыку семи композиторов розданы примам Большого, в каждом спектакле их, вариаций, показывается семь — по выбору балерин.
Бурлака — толковый архивариус, не любящий глотать пыль веков ради вкуса самой пыли.
Он рассудил, что коли гран-па на сегодняшний день — исторически сложившийся пазл из опусов Петипа, то так тому и быть. Смотрите, зрители, прекрасную эклектику, групповой портрет русского императорского балета, и восхищайтесь. Постановщик, знаток старины, усложняет задачу артистам, чтоб жизнь им медом не казалась: в тексте много любимых в XIX веке мелких «заносок» ногами. Мужская вариация солиста взята из советских времен, потому что во времена «Пахиты» премьеры не столько танцевали, сколько красиво ходили, а сегодня без «выходной арии» солиста ну никак нельзя. Эта «ария» — несущая стена великолепной конструкции из дуэта прима-балерины с партнером, россыпи лукавых солисток и танцевального щебета канканирующих корифеек. Плюс детская мазурка и па-де-труа танцовщика с двумя подружками, оставшееся от первого действия балета.
Получился роскошный цветник, правда, некоторые растения в нем увяли.
Имеются в виду исполнители, которые далеки от парадности. Например, ученики столичной Академии хореографии в мазурке — зажатые, невнятно танцующие. Или грузно двигающаяся Надежда Грачева — маститая премьерша театра. Вообще «Пахита» — это такое танцующее яйцо Фаберже. Тут нужен благородный, а не выданный некоторыми купеческий шик. Сказанное не касается лучших — Екатерины Шипулиной, Дениса Медведева, Анастасии Горячевой и Екатерины Крысановой.
«Симфонию до мажор» подробно рецензировать не стоит: этот балет для ГАБТа не премьерный, он был поставлен несколько лет назад, то выпадал из афиши, то в нее возвращался. Но стоит сказать, что юношеская симфония Бизе вдохновила американского гения хореографии Джорджа Баланчина на «бессюжетный» опус в четырех частях для 48 артистов, которые, взятые вместе, организуются в дивный «Хрустальный дворец» (первое название балета). Российские исполнители считают, что танцевать Баланчина в принципе нетрудно: и у Петипа нашего классические па, и у вашего «мистера Би» тоже, даром что он родом из Петербурга.
Но тут зарыта большая собака.
Баланчин придумывал классический танец с учетом искусов XX века. В его скоростных балетах прежние па «переночевали» с синкопами, контрастными ракурсами, особой четкостью артикуляции пластического текста и отклонением тела от вертикальной оси. Но это богатство московские артисты игнорируют. Баланчин у них получается утяжеленный, смазанный, потерявший многие важные детали. Какой уж тут хрусталь! В лучшем случае богемское стекло.
«Русские сезоны» Алексея Ратманского стали главным украшением вечера.
Партитура Леонида Десятникова подсказывает, как ставить балет: композитор берет за основу фольклор, но препарирует его для нефольклорных музыкальных инструментов и оперного голоса. Это ясная отсылка к всемирности. А тут еще название, в котором «Времена года» подразумеваются и в кавычках, как принятые в европейской музыке со времен Вивальди концерты, и без кавычек — как календарные периоды. Десятников, соединяя «прекрасно корявые» народные песни с европейским минимализмом, отголосками джаза и традициями Стравинского, назвал такое столкновение «сверхсюжетом» «Русских сезонов». Постановщик суть дела уловил отлично и этот «сверхсюжет» и выставил.
Хореограф, которого привыкли считать завзятым космополитом, показал себя тонким исследователем загадочной славянской души.
Персонажи балета, сентиментальные и героичные одновременно, состоят из шести пар солистов, распределенных по цветам этнографически нейтральных костюмов: дуэт в желтом, в красном, в зеленом… В «Пахите» создан образ кокетливой дамы, у Баланчина — сексапильной женщины, Ратманский же лепит портреты замечательных баб. И петрушек-кавалеров, причем неясно, кто это — настоящие мужчины или недотепы-ангелы. Чередуя тоску с весельем, народное гулянье с плачами, хореограф сочинил соло, дуэты и ансамбли, которые балансируют на стыке пафоса с юмором, а эмоционально в точности соответствуют пословице «долго запрягает, но быстро едет».
Балет был поставлен впервые в нью-йоркской труппе, американцы станцевали его здорово, но по-иному, не так истово и не так «повествовательно», как наши солисты.
Парадокс, но труппа Большого, которая любит разглагольствовать о классике как начале и конце всего, что им стоит танцевать, исполнила эту самую классику хуже, чем «продвинутый» опус хореографа, смело комбинирующего классику, модерн-данс и элементы народных плясок.
Уловив глубинную музыкальность Ратманского (в этом качестве он не уступает и великому Баланчину), прима Большого Светлана Захарова превзошла сама себя, продемонстрировав не только Богом данные изумительные линии тела, но и нешуточную способность к танцевальным «рыданиям» — под одинокую скрипку. Наталья Осипова ловко соединила академические па с неистовым «деревенским» темпераментом и «простонародными» движениями кистей, адекватными выдохам «ааххх» у солирующего сопрано. Поразил координацией Андрей Меркурьев. Да и другие участники спектакля-ансамбля танцевали как в последний раз — жаль, что перечислить всех виртуозов переливчатых эмоций нет возможности.
А что балет похож на колье авангардного дизайна, надетое поверх русского сарафана, так это, во-первых, модно, лучшие женщины так одеваются, а вторых, свидетельствует о хорошем душевном здоровье хореографа. Ратманский — на свой манер, конечно — внес вклад в обуревающий страну поиск национальной идентичности. Похоже, он нашел идеальный вариант. Сегодня идентичность или превращается в злобно оскаленное рыло, или должна быть именно такой — задумчивой и ироничной.
