Цивилизация
Оскар и Линда сами выбрали средой своего обитания ядовитый токийский неон и ничуть о том не жалеют. Она, конечно, стриптизерша, он торчит и, конечно, приторговывает. Еще до гибели родителей Оскар обещал сестре никогда ее не бросать, и с тех пор кровные узы по паре раз в неделю еле удерживаются на грани инцеста. Однажды вечером юноша закинулся приличной дозой ДМТ и собрался отправиться в очередное занимательное путешествие, но тут позвонил приятель и сказал, что в соседний бар надо доставить пакет с таблетками. Спустя примерно четверть часа Оскар в туалете этого бара разглядывал измазанные собственной кровью руки, а еще через мгновение в роли бесплотного духа смотрел на собственное бренное тело. Так начался гораздо более захватывающий, чем предполагалось, трип Оскара по пространству настоящего и выдуманного Токио, с забегами по собственной неверной памяти в попытке сдержать данное сестре обещание.
Если верить фильму Гаспара Ноэ, для покинувшего тело духа пространство и время то ли перестают существовать вовсе, то ли сливаются в некую однородную субстанцию.
Так или иначе, на выходе из зала с органами восприятия может случиться такое, что объяснить, сколько времени длится фильм, будет сложновато. Предупреждаем: два часа сорок минут, почти как «Аватар». Весь фильм, в общем, построен на одном глобальном спецэффекте – детальном воспроизведении одного из вариантов (или стадий) посмертия от первого лица. Искать здесь монтажные стыки не то что не стоит — делать это нет никакой возможности:
в какой-то момент дозу и воздействие веществ, принимаемых героями, начинаешь ощущать собственными расширенными зрачками и тут уже совсем не до технических нюансов кинопроизводства.
Ну хорошо, на весь хронометраж, наверно, найдется десяток стыков, но за счет моргания героя (пока он еще жив) и постоянного стробоскопа достигается совершенно сумасшедшая динамика. Не хуже, чем при использовании выходящего, кажется, из моды рубленого монтажа.
Вообще в связи со «Входом в пустоту» велик соблазн пуститься в эзотерику: поговорить про упомянутую «Тибетскую книгу мертвых», помянуть разные варианты изображения того света и в результате договориться, к примеру, до Вендерса с Джармушем. Делать этого тем не менее совершенно не стоит.
Ноэ вообще не производит впечатления художника, ищущего в искусстве ответы на простые вопросы бытия и небытия.
Напротив, то, с какой уверенностью он живописует оба эти состояния (можно вспомнить и предыдущие «Необратимость» и «Один против всех»), говорит скорее о том, что с ними ему все давно понятно.
Имея очевидную привязанность к живописному уродству, режиссер пользуется им скорее как приманкой для зрителя, который должен поучаствовать в его очередном эксперименте с самой тканью кино. Центром повествования здесь является не жестокость и жесткость обитателей токийского дна: жестче «Необратимости» только хирургическое порно.
Тем не менее еще один предел Ноэ, кажется, нащупал.
Во «Входе в пустоту» он почти три часа пытается выяснить уже, не сколько кошмара выдержит экран, а где расположен кинематографический конец света, за которым каждому свое, а для атеиста Ноэ дальше – пустота. В известном смысле можно сказать, что «Вход в пустоту» — это кино не о смерти, а после нее. Что, впрочем, совершенно неудивительно, учитывая, что в прошлом своем фильме автор это самое кино изнасиловал и убил.
