Цивилизация
Вышел в прокат новый фильм «Борис Годунов», в котором действие пушкинской поэмы перенесено из XVII века в наши дни: Шуйский (Андрей Громов) и Воротынский (Дмитрий Певцов) беседуют в лимузине, Гришка Отрепьев (Андрей Мерзликин) здесь подъезжает к Москве на танке, Пимен (одна из последних ролей Михаила Козакова) посылает депеши с «макбука». Нового «Годунова» с Максимом Сухановым в главной роли снял Владимир Мирзоев — знаменитый театральный режиссер, прославившийся, в частности, своими оригинальными интерпретациями русской классики и пьес Шекспира, а в кино — фильмом «Человек, который знал все» с Егором Бероевым, достаточно успешно прошедшим в прокате. Однако его новый фильм постигла странная судьба: ни один фестиваль не принял картину в конкурс, а из всех московских кинотеатров его прокатывал лишь «Бульвар», расположенный в Бутово. Со следующей недели «Годунова» можно будет увидеть в более центральном «Пионере». Владимир Мирзоев рассказал «Парку культуры» о том, что ему пришлось делать в фильме с пушкинским текстом и почему этот текст не воспримут за границей.
— Вы с самого начала хотели перенести стихи Пушкина на наши реалии или такое режиссерское решение созрело лишь недавно?
— Идея зародилась в 1997 году, накануне пушкинского юбилея. Артист Максим Суханов нашел тогда солидного инвестора, мы стали обсуждать художественное решение, делали виртуальный кастинг. Вдруг все сорвалось: видимо, инвестор испугался аналогий с Борисом Ельциным, а может быть, дефолт подкосил – не знаю… Но, конечно, тринадцать лет – огромная дистанция. Мы с Максимом изменились, да и страна стала другой: началось сползание в архаику.
— Насколько, по-вашему, новыми контекстами обрастает текст, будучи совмещенным с современными обстоятельствами?
— Видит бог, сатиру мы точно делать не собирались – ни тогда, ни теперь. И не потому, что мы робкие и лояльные интеллектуалы, у которых одна забота – как бы ненароком не обидеть распорядителей кредитов. В пушкинском тексте нас интересовали смыслы, архетипы, несменяемый фундамент «русской системы». Я предполагал, что эффект схлопнувшегося времени будет сильным, но, честно говоря, не думал, что текст ляжет на современность так, что и швов не найти. Рифмы с актуальной историей случайны и вместе с тем неизбежны, потому что круг проблем всё тот же. Самовластие, некачественная эгоистичная элита, случайные люди во власти, отчуждение начальства от народа и так далее. Это проклятые вопросы и для Смутного времени, и для поколения декабристов, и для нас.
— Вы хотели восстановить или показать преемственность этих сюжетов в истории или, наоборот, подчеркнуть вневременной характер текста?
— Мне нравится одна гипотеза (речь о квантовой физике): все возможные сценарии мировой истории осуществляются одновременно, но в разных вселенных. То есть наш пространственно-временной континуум – это условность, всего лишь вариант реальности, доступный нам здесь и сейчас. А ещё есть ноосфера Вернадского (или мир платоновских эйдосов), где времени нет, но зато есть вся информация обо всем сущем. Там даже сгоревшие рукописи хранятся. Постмодернизм играючи работает с этими сложными концептами.
— Текст не сопротивлялся? Не пришлось его менять, маскировать его «старомодность»?
— Да кажется, нет, обошлось без насилия. Такого рода натяжки всегда чувствуешь кожей. Если мы что-то сократили, стремясь к большей гармонии внутри композиции, это некоторые длинноты и один флешбэк (рассказ Пимена об Иване Грозном).
— Актерам трудно было существовать в современных мизансценах с пушкинским текстом?
— Практически все актеры, занятые в фильме (а это большая компания), были моими единомышленниками и соавторами. Со стороны многих это был дружеский жест по отношению ко мне и, если угодно, признание в любви к Александру Сергеевичу. Некоторые отказались от гонораров. В наше время подобные жесты изумляют.
— Вы известны своими работами в театре, но и в кино у вас уже сложилась фильмография. Насколько для вас это разные занятия?
— Театр и кино не абсолютно разные профессии. Есть небольшой сектор, где они пересекаются, процентов восемь с половиной. Конечно, делая кастинг для фильма, я сразу вспоминаю актеров, с которыми встретился на сцене: всё-таки совместно съеденные пуды соли дорогого стоят. Но навыки, рефлексы, приемы, наработанные в театре, в кинематографе неприменимы – именно это мне и нравится. Я ценю профессию кинорежиссера, поскольку она дала мне шанс ощутить себя дебютантом в 48 лет. Главное в нашем деле – не расслабляться, не считать себя безупречным, сохранять гибкость ума и свежесть чувств. Художественный язык моих спектаклей более или менее сложился, в кино же я только учусь говорить уникальным языком. Ведь кинорежиссер – это тот, кого можно узнать по одному эпизоду, а в идеале — по одному кадру.
— Слышал, что фестивальные отборщики часто отказывали вашему фильму с формулировкой «слишком русская история»…
— Похоже, мы разделили европейскую судьбу пушкинских текстов: ведь Пушкина, в отличие от Достоевского, Толстого, Чехова, за границей знают очень мало. Его поэзия преимущественно в интонации — она ускользает от переводчика, даже такого изощренного, как Владимир Набоков. Но мы-то делали фильм не для иностранцев, не для кураторов зарубежных фестивалей. Если важные для нас смыслы и подтексты сможет прочесть только человек русской культуры, меня это устраивает. Я не чувствую себя провинциалом, рвущимся на столичные подиумы, не гонюсь за позолоченными статуэтками: у меня есть чем колоть орехи. А вот людям в постсоветских республиках, думаю, наш фильм будет интересен.
— Но прокатчики-то отечественные почему за вас не берутся?
— Прокат отечественного кино в России – это отдельная грустная тема: воровство и безответственность прокатчиков, бесконтрольная продажа билетов, пиратство в сети, умирающий рынок DVD и так далее. С нулевым рекламным бюджетом нам вообще рассчитывать было не на что. Мы были полны пессимизма. Как сказал Борис Акунин: «У тебя синдром ослика Иа-Иа». Потом один наш друг взялся помочь, устроил пробный показ в кинотеатре «Бульвар» в Бутово. Потом добрые люди украли фильм и выложили его в интернете, который стал распространять картину со скоростью вируса. С понедельника фильм появится на вечернем сеансе в «Пионере».
