Цивилизация
Бессонная ночь в казахской пустыне. В комнате, похожей на палату в детском пионерском лагере, на пружинных кроватях лежат два молодых человека и с сочувствием тянут друг к другу руки. Один из них — Юрий Гагарин (Ярослав Жалнин), другой — Герман Титов (Вадим Мичман). Юра уже утром первым в истории человечества полетит в космос, Герман, по всей вероятности, не полетит. Он здесь на всякий случай, запасной вариант. Молодые люди просыпаются, делают зарядку, завтракают тюбиками с едой и едут на космодром. Титов мрачнеет, Гагарин волнуется.
«Поехали», — обреченно произносит последний на старте и устремляется в безвоздушное пространство.
Пока в Центре управления полетами Сергей Павлович Королев тревожно хмурит брови, а Хрущев самодовольно потирает руки, Гагарин, испытывая ужасные проблемы с давлением, вспоминает всю свою жизнь — немецкую оккупацию, знакомство с женой, первые полеты, пытки центрифугой и, самое главное, товарищей по космической команде, которым всего лишь повезло чуть меньше, чем ему.
«Гагарин. Первый в космосе» сразу встает в один ряд с последними новинками отечественного кинопрома — фильмами «Легенда № 17» и «Метро». Встает как еще одна робкая попытка снять кино не хуже, чем «у них», и отвоевать российского зрителя у американцев.
«Гагарин» с удовольствием использует голливудский саспенс — эпический размах, увеличивающийся темп событий, плохие предчувствия, борьба сверхчеловека с космическими обстоятельствами.
Музыку заказали у Джорджа Каллиса, писавшего саундтреки для фильмов о вторжении инопланетян и ужасах британских тюрем. Создатели раскошелились и на приличную графику: запуск ракеты и вид Земли из космоса выглядят почти убедительно.
В драматургии фильма также слышны голливудские интонации — персонажи космической одиссеи представлены четко и бодро.
Вот Сергей Павлович Королев — всеведающий демиург, вот генеральный секретарь Хрущев — сатрап, богатый барин. Родители Гагарина — положительные крестьяне. Жена — верная, молчаливая, беременная.
Нужно отметить, что голливудские сценки становятся симпатичнее оттого, что играются в условиях буйства советского дизайна: граненые стаканы, шапки с помпонами и платья в горошек. Можно подумать, что сами создатели фильма заводятся от своих голливудских аналогий:
«Американцам можно снимать, а нам нет? Наши герои не хуже, а лучше!» — произносят начальники ЦУПа по поводу присутствия при взлете документалиста с камерой.
Однако уже к середине фильма становится ясно, что все намеки на популярные для драматургии массовых фильмов сюжетные повороты остаются всего лишь намеками. Никакого обещанного противостояния между Германом и Юрием не случается, обещанных проблем с посадкой («Вы что, забыли? Надо еще спуститься!») тоже. Хрущев из-за своих причуд не разносит ЦУП в щепки. Гагарин не сходит с ума в космосе. С родителями, как ни странно, тоже все оказывается в порядке. Это и не удивительно, потому что
«Гагарин. Первый в космосе» — первый фильм о космонавте, против которого не возражала его семья.
Но без обещанных сценаристами сложностей историческая правда как-то сразу осиротела.
В голливудскую форму никак не смог уложиться и главный персонаж.
Вместо особенного супергероя, идола — усредненный советский человек, продукт системы, вытолкнутый в космос самой историей.
В первом отряде космонавтов все равны, все одинаковы, все достойны. «Готовь майора!» — кричит в трубку возбужденный Хрущев, в ответ получает осторожный отказ: «В армии сто тысяч капитанов, им будет обидно». Самую малость обижаются на Гагарина и его товарищи, потому что «потом тыщами будут летать, а запомнят первого». Первому космонавту всего лишь повезло с ростом и крепостью психики чуть больше, чем другим.
Самоотверженно отгоняя от себя мысль, что он еще одна Белка или Стрелка, Гагарин жертвенно улыбается и не докладывает руководству о возникающих в модуле проблемах.
Жертвенно на себя принимает Гагарин и роль «Мисс Вселенной», обязанной после выигранного конкурса ездить по миру и раздавать автографы. Режиссер Павел Пархоменко, снявший в 2005-м фильм «Танцуют все!» о бедных, но добрых ленинградских сиротах после войны, здесь опять практикуется в воссоздании идеального советского мифа. И в случае с «Гагариным», которому, к слову, присвоили статус «национального фильма», это не просто дань истории, а неизбежный геополитический шаг: если Россия на супергероя не тянет, то Советский Союз — еще как.
Самое странное, что при общем курсе на стандартную патриотическую продукцию «Гагарин» обнаруживает не только пропагандистские выпады («Я готов погибнуть, чтобы не проиграть Америке!»), но и скромные попытки художественного осмысления сюжета. Детское личико Гагарина в одеяле рифмуется с его лицом в шлеме, а его колыбелька — с космосом, колыбелью человечества. Нестандартно для патриотического фильма о космонавте выглядит и классический эпизод разговора сына с отцом. Юный Гагарин, испрашивая разрешение уехать в город учиться летать, получает в ответ от отца-плотника контрреволюционную притчу о деревьях. Обтесанные бревна выглядят красивыми и благородными, а свежесрубленные коряги — неаккуратными и невзрачными. Первые — совершенно одинаковые, но, самое главное, среди последних одинаковых нет.
