Цивилизация
Недавний юбилей дома Романовых (в марте исполнилось 400 лет с момента призвания на российский престол Михаила Федоровича) отмечался относительно скромно. Во всяком случае, без ажиотажа, официального или неофициального.
Верхи были не очень склонны нагнетать праздничную атмосферу по этому поводу, сочтя его, вероятно, политически двусмысленным.
А в низах монархические настроения, довольно явственные в 1990-е, к нынешнему времени как-то сами собой подвыветрились. Словом, из всех возможных форм социокультурной активности на юбилейной почве взросли разве что выставки, которых можно припомнить несколько.
Так, весной в Историческом музее была показана экспозиция «Романовы. Начало династии», посвященная допетровскому периоду — от Михаила до Софьи. А сейчас на смену ей пришел своего рода сиквел. Формально обозначив коротким рядом экспонатов эпоху первых Романовых, устроители сосредоточились на последующих представителях фамилии, вплоть до Николая II и цесаревича Алексея. Вместе с хронологическими рамками изменился и жанр: если в первой части династического проекта преобладали реликвии и документы, то теперь настал черед портретов. Они тут всевозможные: парадные и камерные, масштабные и миниатюрные, прижизненные и посмертные, живописные и скульптурные, рисованные и гравированные. А начиная с середины XIX столетия еще и фотографические. Для разнообразия в выставку включены отдельные артефакты с царским бэкграундом — например, гусарский мундир Александра Павловича или цветастая жалованная грамота на графский титул, выданная Алексею Разумовскому Елизаветой Петровной.
Однако подобные вкрапления использованы лишь для эпизодического перевода внимания, чтобы зритель не заскучал от обилия лиц на холстах и бумажных листах.
Прием вполне грамотный, он иногда срабатывает, но публике все же стоит приготовиться к терпеливому изучению бесчисленных портретных изображений, попутно выясняя по табличкам, кто здесь кому и кем приходится.
Поверхностного знания истории государства Российского будет, увы, недостаточно. Конечно, вы легко опознаете и Петра Алексеевича, и Екатерину Великую, и уж точно не ошибетесь насчет последнего из государей, но перечень действующих лиц выходит далеко за пределы школьного курса.
Вереница великих князей и княжон — то вместе, то поврозь, а то попеременно — очень скоро подорвет вашу самонадеянность в части познаний о царской генеалогии; ориентироваться без усилий здесь сумеет разве что монархист-архивариус.
Всем остальным придется мобилизовать былую эрудицию и дополнительно напрячь извилины, чтобы впитать сведения о малознакомых персонажах царского происхождения.
Это по-своему занимательно, хотя и трудоемко.
Впрочем, имеется иной способ восприятия выставки, не совсем научный, зато более экспрессивный. Можно задаваться мысленными вопросами не о конкретных личностях, а о том, для чего и почему понадобились именно такие портреты. Ведь практически все, что связано с иконографией царской семьи, имело свои пропагандистские резоны. Скажем, Екатерина II представала в образе Минервы не по прихоти художника, а в силу официальной концепции ее правления. Сынок ее Павел нередко изображался в военном мундире на учениях, парадах или просто в компании с офицерами — вот и визуальный ключик к его установкам на царство.
Большая акварель под названием «Прием в Зимнем дворце в 1866 году после покушения на императора Александра II» — это явный вызов бомбистам и прочим радикальным недоброжелателям: мол, не дождетесь — хотя дождались.
Иначе говоря, буквально все портреты в экспозиции можно распределить по категориям, каждая из которых подразумевает собственное функциональное назначение. И тогда отпадет надобность вникать в биографические подробности тех персонажей, чьи имена вам мало что говорят.
Такой зрительский метод занятен, даже по-своему полезен, но все-таки слишком скуп на детали. Он не включает в себя массу любопытных оттенков. Вот, к примеру, подкрашенная фотография великого князя Константина Константиновича в роли Гамлета — ну и какой же в ней символический смысл? С точки зрения рекламы монархии никакого, только не мешало бы вспомнить, что речь о знаменитом поэте Серебряного века с псевдонимом «К.Р.», издавшем собственный перевод шекспировской трагедии. Порой же возникают совсем удивительные коннотации: обнаружив под парадным портретом Николая II подпись «Генрих Манизер», неплохо бы догадаться, что автором полотна был отец скульптора Матвея Манизера, народного художника СССР, одного из столпов социалистического реализма.
В общем, многие экспонаты выставки излучают разного рода аллюзии, ведущие в лабиринты истории или глубины искусства.
Пытаться эти аллюзии вылавливать или с порога отбрасывать такую опцию — личное дело каждого зрителя. Организаторы выставки в принципе не настаивают ни на том, ни на другом варианте. Они лишь добросовестно отобрали в фондах ГИМ произведения, имеющие прямое отношение к разряду «царского и великокняжеского портрета конца XVII – начала ХХ века», обойдясь без субъективных оценок и выраженных деклараций. Вернее, почти обойдясь: все же квалифицированный музейщик никогда не откажет себе в удовольствии поиграть с материалом, воткнув там и сям иронические метки для сведущих. Здесь подобные метки тоже встречаются (к примеру, гравированный «Портрет Екатерины I в родословии» преподнесен чуть ли не сатирически, если вспомнить о происхождении будущей императрицы), однако смысл проекта заключается в другом. При неизбежности «авторских пометок на полях» устроители тем не менее дистанцируются от задачи кого-то восхвалять и кого-то ниспровергать. Их цель — показывать то, что они могут показать, добавляя компетентную справку. Вроде бы не очень зажигательное намерение, лишенное к тому же «идеологического вектора», но Россия в ХХ веке слишком долго жила по правилам «вредности» или «полезности» того или иного знания. Так что знание как таковое, без изъятий и тенденциозности, нам не помешает. Персональные эмоции добавляйте сами, по мере знакомства с материалом.
