Цивилизация
— Читали ли вы книгу «1993» Сергея Шаргунова, по мотивам которой снят фильм? И в целом, на ваш взгляд, полезно ли актерам изучать первоисточник перед съемками — или достаточно ознакомиться со сценарием?
— Мне кажется, режиссер Александр Велединский хотел снять эту историю с 1993 года, когда он стал свидетелем тех страшных событий. Года за полтора до съемок он сообщил, что хочет видеть меня в главной роли. Тогда же он сказал, что книгу можно не читать, потому что сценарий переписывается, герой меняется. Это связано с тем, что Саша хотел рассказать не о книжном, а своем герое, который — подобно ему самому — присутствует при штурме «Останкино», пытается понять и осознать свое место в происходящем историческом катаклизме.
— В 14-летнем возрасте вы сами присутствовали на событиях 3-4 октября 1993 года в Москве. Какие у вас были эмоции? Было ли страшно?
— Да, мне было очень страшно. Но, видимо, в этот момент вырабатывается адреналин, который вызывает какой-то внутренний восторг. Наверное, в этом отчасти была глупость, — в общем-то, и в фильме есть место глупости, как и в нашей жизни.
— А страх перед родителями был?
— Я думаю, нет, это была не та ситуация. Страх был больше у родителей, но уже потом. Они не знали, естественно, что я пошел к Белому дому.
Кадр из фильма «1993» (2023)
Атмосфера Кино— Как они отреагировали?
— Ругались. Я своим детям тоже запрещаю ходить в места скопления людей, потому что у меня есть родительский инстинкт. Но тут тоже нет ответа, как правильно, как неправильно. Конечно, переживаем, любим, хотим, чтобы все были здоровые и счастливые. Но в тот момент мне казалось, что я уже очень взрослый, что мне надо присутствовать на этих событиях.
Кроме того, я собирался заниматься кино и театром, быть художником, поэтому не мог закрыть глаза и запереться в комнате. Мне хотелось выйти навстречу жизни для того, чтобы попытаться в ней разобраться.
— Это похоже на современную молодежь.
— В случае с детьми имеет место юношеская безответственность. В этом есть минусы, но есть и очевидный плюс — он заключается том, что ты ко многим вещам относишься легче, отчаяннее и смелее. Поэтому это разговор не про современную молодежь, а про какую угодно молодежь. Вообще, 14 лет — достаточно бунтарский возраст. Потому что ты пытаешься понять, кто ты, — а это можно сделать только через восприятие окружающего мира. А как воспринимать окружающий мир, когда на улице происходит революция, а ты не там?
— Ощутили ли вы ностальгию по 90-м во время съемок в фильме?
— Это была не самая простая эпоха. Я подростком видел перестрелки на улицах, за мной гонялись люди, отжимали у отца дом, родители жили в долг, потому что им не платили зарплату. Но при этом в 90-е, понятно, я формировался — в 92-м поступил в киношколу, в 93-м со школой объехал всю Европу, а в 94-м — всю Америку от Лос-Анджелеса до Нью-Йорка на машине. В 96-м поступил в «Щуку», в 97-м — на курс Фоменко, и это были какие-то совершенно новые эмоции. Но при этом не могу сказать, что я такой ностальгирующий по 90-м пассажир. Моя жизнь — это моя жизнь. А что такое 90-е? Это фон моей жизни.
— В фильме показаны непростые времена, когда представители науки и интеллигенции уходили в рабочие профессии, чтобы выжить, — и при этом могли радоваться мелочам. Почему, на ваш взгляд, об этом важно знать молодому поколению, какую пользу это знание может принести?
— Мне кажется, это совершенно не связанная вещь. Во-первых, я не мыслю поколениями, потому что мне кажется, что и в вашем, более молодом, и в моем поколении есть и совершенно бестолковые товарищи, и рефлексирующие, переживающие, думающие люди. Это кино снято очень серьезным автором — на мой взгляд, этого уже достаточно для того, чтобы его посмотреть. Но, кстати, при всем серьезе там достаточно много юмора, на мой взгляд.
— Чем вам запомнилась роль 40-летнего трубоукладчика в фильме «1993»? Что вы вынесли из этого опыта?
— Меня вырубили во время съемки драки. Мне попали в нервное окончание челюсти, я потерял память на некоторое время. И не помнил не только о том, чем занимаюсь и кого играю, — я не помнил вообще, в какое время живу. То есть о том, что сейчас 2023 год со всеми вытекающими последствиями, я узнал уже по дороге к врачу. И как-то потихонечку ко мне стала возвращаться память. Осознание удивительного исторического момента, в котором мы сейчас с вами живем, — пожалуй, самое яркое впечатление.
Мы также под землю опускались, на «Луне» я танцевал в стиле Майкла Джексона, пел песни Черепашек-ниндзя, дрался, целовался — все делал. Хотя нет, не целовался, по-моему… Могу что-то забыть, мне же отбили память.
Кадр из фильма «1993» (2023)
Атмосфера Кино— Что сказал врач? Насколько это серьезно?
— Врач, когда обследовал сотрясение, обнаружил гайморит. Вообще, жизнь — это очень опасная штука, смертельная болезнь, передающаяся половым путем.
— Как вам работалось с экранными женой и дочерью? Удалось ли вам быстро сконнектиться и почувствовать себя настоящей семьей?
— С Катей Вилковой мы знакомы много лет, мы уже были практически семьей. Во-первых, мы рядом живем, во-вторых, в театре я в одной гримерке с ее мужем (Ильей Любимовым. — «Газета.Ru») — а это значит, что мы вдвойне близки. В-третьих, мы замечательно друг к другу относимся. Потом, Катя — блестящая актриса. Нет никаких причин, чтобы не быть семьей. А что касается Ани Цветковой, она тоже замечательная, светлая, добрая девчонка, очень старательная, внимательная. Для нее это первые шаги, но ого-го какие — в фильме Велединского сыграть такую большую, сложную роль. Поэтому ее можно с этим поздравить и пожелать ей интересного кинематографического будущего.
— Можете ли вы вспомнить роль, для которой вам нужно было максимально отдалиться от себя настоящего?
— В спектакле «Дон Жуан» я играл в маске и разговаривал не своим голосом. По сути, это театр масок, когда ты действительно становишься маской, — у персонажа другая физиономия и фигура. У меня там был живот, горб, седые волосы, орлиный нос. То есть ты как бы внешне отдаляешься от себя, но должен в этом найти целостность, свое присутствие, прочувствовать героя, который на тебя похож ровно ничем. А чувствовать его ты можешь исключительно в силу своего жизненного опыта. Хороший был спектакль. Но, к сожалению, он больше не идет в театре.
— Готовите ли вы какие-то проекты в качестве режиссера?
— Мне предложили сейчас проект, но я не буду про него рассказывать, потому что пока не решился на него. Не решился в связи с тем, что там интересный материал, но нужно для себя точно понимать, как это понимал Велединский про фильм «1993»: где в этом материале ты, почему ты будешь тратить год своей жизни, чтобы рассказать историю этого героя.
Есть также история, написанная мной, но тут обратная штука. Мне нужно убедить других в том, что она как-то может увлечь зрителей, что в меня должны просто поверить и довериться. Поэтому если произойдет либо так, либо эдак, то я бы, может быть, что-то и попробовал. В кино у меня небольшой режиссерский опыт, в театре — больше. И это, конечно, очень нервное занятие, но страшно интересное.
— Как много времени вы сейчас уделяете музыке? Какие у вас ближайшие творческие планы в этом направлении?
— Я ей практически не уделяю сейчас никакого времени. У меня планируется с Дашей Мороз и Петром Дрангой совместный концерт в «Доме музыки» по письмам Ремарка и Марлен Дитрих — наверное, это все равно больше актерская работа. А что касается музыкальной группы, мы, честно говоря, даже не знаем, когда вернемся к нашей концертной деятельности. Мы сейчас условно назвали группу «Мечтой», и наша мечта в том, чтобы к этой музыкальной деятельности вернуться, но пока как-то не находится внутренних ресурсов.
— Как вы относитесь к мелодрамам о женской психологии — таким, как «Нежность» с Викторией Исаковой, в которой вы сыграли объект внимания ее героини? Известно ли вам, смотрят ли мужчины такие фильмы?
— Смотрят, конечно. «Нежность» — это не только мелодрама, это не чистый жанр, а в некотором смысле еще и анекдот. Сериал сложился из коротенького анекдота, который был короткометражкой, снятой для благотворительного аукциона. Когда я говорю «анекдот», это не какое-то уничижительное понятие. Это такой жанр.
Фильм отозвался женской аудитории и стал любопытен мужчинам, потому что в этом есть возможность практически подглядывания за тем, что обычно скрывается от мужских глаз. Недавно мы снимали вторую часть, которая рассказывает ту же историю с позиции моего героя — что же происходило с Сергеем Николаевичем, пока его искала Елена Ивановна.
Кадр из фильма «1993» (2023)
Атмосфера Кино— Могли бы вы себя представить живущим и работающим не в России?
— Да, конечно. У меня неплохая фантазия, мне кажется. Так что я могу себя представить и не работающим вовсе.
— Показываете ли вы свои фильмы детям?
— Я не занимаюсь этой ерундой. Не говорю: «Посмотрите мои фильмы». Ну и потом — в детское кино меня пока не зовут. Но у меня очень разные дети. Есть дети, которые уже живут чуть ли не самостоятельной жизнью, с ними мы обсуждаем фильмы. И какие-то премьеры они ждут, говорят: «Я вот очень хочу посмотреть, я посмотрел трейлер. Я очень жду такое кино». Такое бывает, да. У меня уже некоторые дети сами в кино снимаются.
— Как вы относитесь к тому, что в сети обсуждают вашу личную жизнь? Почему она так интересна людям?
—Видимо, от недостаточности собственной жизни происходит какая-то подмена. Подглядывать — нехорошо, сплетничать — нехорошо. Это guilty pleasure — такое грязное удовольствие. То есть это такой вот порочный момент, как порнография. Огромное количество людей эту порнографию смотрят, а значит, есть потребность в ее производстве. И есть люди, которые снимают порнографию. Пока они производят контент, его смотрят, — это замкнутый круг.
В свое время мне звонили люди, говорили: «А вы можете прокомментировать что-то?» Я говорю: «А вы можете от меня отстать?» Они говорят: «Не можем, у вас очень высокие рейтинги». Грубо говоря, если поставить в заголовок «Евгений Цыганов», то это будет лучше продаваться. Потом они пишут: «Евгений Цыганов умер». У них сразу 100 тыс. просмотров. А дальше человек читает: «Евгений Цыганов умер от счастья, когда узнал, что на его премьеру пришел полный зал». Вот так делается бизнес.
— Кликаете ли вы на такие заголовки о себе?
— Ну, грешен, иногда…