Газета.Ru в Telegram
Новые комментарии +

«Здесь, на этих бескрайних просторах, мы найдем свою смерть»

Что писали в своих письмах воевавшие с СССР солдаты вермахта

80 лет назад, в начале зимы 1941 года, случился поворотный момент в истории Великой Отечественной войны. В декабре передовые части РККА отразили все атаки противника севернее Москвы и заставили его отступить. Лучшие свидетельства того, как изменился настрой немцев – в письмах с фронта. Об этом – в авторской колонке журналиста Владимира Седова специально для «Газеты.Ru».

Некоторые из писем солдат и офицеров Вермахта хранятся в Федеральном архиве Германии, но многие хранятся и в наших музеях. Их находят до сих пор на старых чердаках и в помещениях, где располагались в годы войны немецкие штабы и казармы. В этих письмах видно, как менялось отношение противника к солдатам Красной Армии и народам Советского Союза.

Обеспеченный внезапностью нападения блицкриг с первых дней обескуражил командование Красной армии и создал у немцев ощущение близкой победы. Письма, написанные в июне 1941 года, излучают оптимизм – описывается множество брошенной и сожженной советской техники, первые пойманные пленные.

«Все чудесно, наша рота первой переправилась через Буг, уничтожила три бункера и в первый же день прошла 40 километров», – пишет лейтенант Эвальд Лассен.

Описывая триумф своей армии, молодой немецкий офицер не без раздражения и досады сообщает родным о многочисленных потерях, подпортивших победное настроение. Еще хуже были настроены ветераны германской армии, которым приходилось в своей жизни воевать с русскими солдатами – в Первую мировую.

«Мой командир был в два раза старше меня, и ему уже приходилось сражаться с русскими под Нарвой в 1917 году, «Здесь, на этих бескрайних просторах, мы найдем свою смерть, как Наполеон», – не скрывал он пессимизма», – писал Эрих Менде, обер-лейтенант 8-й силезской пехотной дивизии.

Настороженным удивлением пропитаны и первые письма немецких офицеров, штурмовавших пограничные укрепления, в том числе знаменитую Брестскую крепость. Так командир противотанковой роты 28-й пехотной дивизии Альфред Дюрвангер сообщал, что русских удалось застать врасплох. И в то же время он удивлялся скорости, с которой советские солдаты в этих тяжелых условиях собрались и дали бой.

Для многих немцев стало откровением большое количество военной техники, в том числе танков и самолетов на вооружении Красной армии – германская пропаганда выставляла нашу страну «отсталым государством дикарей».

По мере продвижения вперед растет пропасть в отношении к происходящему между теми, кто устраивал карательные акции против мирного населения и теми, кому приходится с боями прорываться к Москве.

Первые чувствовали себя хозяевами жизни и с гордостью рассказывали о победах над мирными жителями. «Мы с полным правом считаем, что все это богатство и изобилие принадлежат нам. Если же это кому не нравится, то стоит только сунуть в зубы пистолет, и воцаряется тишина. Точно так же поступают солдаты и когда им нужна женщина. Как ты понимаешь, мы здесь с этим сбродом не церемонимся. Особенно они боятся нас — войск СС», – писал ефрейтор войск СС Вилли Штенрубе.

Вторые с ужасом описывали результаты сражений, сообщая о множестве погибших товарищей. «Потери не идут ни в какое сравнение с тем, что было в Польше и во Франции», – писал командир немецкого батальона.

В письмах 1941 года домой в Германию сквозит надежда на скорую победу, но она тает по мере продвижения вперед. В них все чаще рассказывается об отчаянных атаках разбитых, но не побежденных русских. Об атаках двух-трех солдат на целые роты и батальоны немцев, об орудовавших в тылу одиночках, продолжавших жить и сражаться.

Они с ужасом описывали нелогичные с их точки зрения, страшные решения, которые принимали наши солдаты – оказываясь в горящий домах, они предпочитали стрелять и погибать, но не сдаваться. В письмах немцев сквозит невольное уважение. Хотя некоторые пытались списать все это на «коммунистический фанатизм».

«Во время атаки мы наткнулись на легкий русский танк Т-26, мы тут же его щелкнули прямо из 37-миллиметровки. Когда мы стали приближаться, из люка башни высунулся по пояс русский и открыл по нам стрельбу из пистолета. Вскоре выяснилось, что он был без ног, их ему оторвало, когда танк был подбит. И, невзирая на это, он палил по нам из пистолета», – вспоминает артиллерист противотанкового батальона Роберт Кершоу.

В ходе боев под Москвой и Сталинградом тон писем немцев домой сильно изменился. Закончилось тем, что в немецкой армии даже стали цензурировать и перехватывать послания, где описывалось истинное положение дел на восточном фронте.

«Мы недооценили русского солдата – его решительность и силу. Он смело подрывает себя гранатой, бросается в рукопашный бой с отчаянной радостью и этим диким варварским воплем «ура», от которого в жилах стынет кровь», – пишет рядовой Вебер.

После битвы за Москву большое количество неотправленных домой писем попало в руки красноармейцев. Там они впервые узнали, как о зверствах, творимых на оккупированных территориях, так и об уважении и страхе немцев перед русским солдатом, который сражается за каждый метр родной земли.

Узнав своего врага лучше, немцы писали, что русские хитры, непредсказуемы, порой нелогичны, но при этом они мужественные и опасные враги. «Нам говорили, что русские – это уже не солдаты. Не верь! Парни дерутся до последней капли крови. Русский не перестает стрелять даже когда он уже полумертв», – вспоминает унтер-офицер Клаус Шмитц.

Загрузка