Штормовое предупреждение

Небывалые антияпонские выступления в Китае выходят далеко за рамки двусторонних отношений и указывают на одну из главных арен мировой политики ближайших десятилетий.

То, что главные события XXI века будут разворачиваться в Азиатско-Тихоокеанском регионе (АТР), ясно уже давно. Стремительный экономический рост КНР и успешное развитие «тигров» Юго-Восточной Азии, которые совместными усилиями превращают свою часть планеты в главного мирового производителя, рано или поздно должны трансформироваться в политические амбиции. Причем амбиции эти весьма специфического рода.

Как недавно писал главный редактор влиятельного американского журнала Foreign Affairs Джеймс Хоуг, по своей политической психологии страны АТР, прежде всего Китай, пребывают примерно на той стадии, на которой европейские державы находились 90 лет назад — накануне Первой мировой войны.

Подозрительное недоверие к соседям сочетается с чувством глухого национального неудовлетворения: мол, мы занимаем во всемирной иерархии незаслуженно скромное место.

И успехи экономического развития только усугубляют эти ощущения.

Регион явно пришел в движение. Как замечал недавно американский исследователь Фрэнсис Фукуяма, вся система безопасности в Азии была построена на участии Соединенных Штатов, составлявших ее сердцевину. Возвышение Китая, рост амбиций Японии и туманные перспективы объединения Кореи (которая, кстати, в этом случае вполне может оказаться ядерной державой-неизгоем) являются серьезным вызовом привычной конструкции, когда Вашингтон предоставлял гарантии безопасности Токио, Тайбэю и Сеулу.

Катализатором китайской активности стал ныне выход в Токио учебника истории, в котором действия императорской Японии в годы Второй мировой войны трактуются совсем не так, как их видят страны, пострадавшие от злодеяний японской военщины. Китайцы и корейцы требуют покаяния. Японцы возмущенно отвергают требования, утверждая, что каялись и извинялись уже многократно, что действительно так.

Однако, во-первых, на востоке особое значение имеют конкретные жесты и слова, которые, по мнению их адресатов, всегда носят в японском случае более уклончивый характер, чем следует, чтобы доказать искренность. Во-вторых, о какой вообще искренности может идти речь, если премьер Японии Дзюнъитиро Коидзуми ежегодно посещает синтоистский храм Ясукуни, чтобы почтить память тех, кого народы Восточной Азии обвиняют в геноциде? А раз так, то град камней в сторону японских учреждений оправдан и совершенно законен… Тем более что таким образом в правильном направлении (наружу) выплескивается накопившаяся и тщательно подавляемая партийным аппаратом политическая активность населения КНР.

Утрируя, можно сказать, что выступления китайских студентов против реваншистов из соседней страны — профилактика против потенциальной «оранжевой революции».

Серия демонстраций в Китае и реакция на них в Японии ярко демонстрируют отличие азиатской политической культуры от европейской. Вопрос покаяния и искупления за события Второй мировой войны был одним из ключевых положений, заложенных в концепцию современной Европы. Архитекторы европейской интеграции, наученные горьким опытом Версальской системы 1920–1930-х годов, справедливо полагали, что без покаяния со стороны одних и прощения со стороны других невозможно примирение, а только на нем способна базироваться устойчивая система, которая обеспечит Старому Свету прочный мир и развитие. Речь, конечно, идет не о забвении прошлого (можно ли вообще забыть Бухенвальд и Освенцим, или даже депортацию сотен тысяч немцев с потерянных территорий, или разрушение Дрездена?), а об осуждении его и вынесении за скобки. Лозунг послевоенной Европы: это не должно повториться! И только если все с ним согласны, можно перевернуть чудовищную страницу истории.

Что происходит, если такие усилия не предпринимаются, мы наблюдаем сегодня на Тихом океане. Япония хоть и потерпела унизительное поражение в войне, но, в отличие от Германии, никогда не перечеркивала 30–40-е годы прошлого века как время национального позора. Однако, как показывает развитие событий, «непереработанное» прошлое возвращается, безжалостно вторгаясь в настоящее и разрушая казавшиеся столь радужными перспективы.

Ведь для Токио на кону сегодня не только отношения с Пекином, что само по себе немаловажно. Под угрозой вся реформа ООН, спланированная генсеком Кофи Аннаном и группой мудрейших и пользующая покровительством США.

Расширение Совета Безопасности за счет включения в него новых постоянных членов зависит от позиции нынешней «большой пятерки», в которую входит Китай. Пекин может запросто заблокировать вхождение в СБ ООН Токио. А без Японии вся эта затея теряет смысл: во-первых, зависает Германия, другой кандидат на постоянное кресло (по умолчанию две державы-агрессора, не включенные в Совбез образца 1945 года, идут в связке), а во-вторых, вообще абсурдно рассуждать о репрезентативности нового состава СБ, если в него не войдет вторая держава мира по размеру экономики.

Какие уроки может извлечь из всего этого Россия? Во-первых, то, что нежелание расстаться с историческими амбициями ведет к крайне неприятным издержкам. Уже сегодня мы сталкиваемся с тем, что попытки стеной встать на защиту сталинизма и роли генералиссимуса во Второй мировой приводят к практическим сложностям в отношениях с Европейским союзом, нашим главным экономическим и политическим партнером. И кивать на «зловредность» поляков или прибалтов бессмысленно: они теперь неотъемлемая часть ЕС, и их мнение непосредственно влияет на выработку общей политики в отношении Москвы.

Во-вторых, перед Кремлем встает реальная проблема: как строить свою политику на восточном направлении.

Россия — страна не в меньшей степени тихоокеанская, чем европейская. За последние 15 лет, когда приоритетом, формальным или неформальным, считалась интеграция в западном направлении, мы в значительной степени утратили свои позиции на Дальнем Востоке. Там особенно не любят переменчивости линии, невыполненных обещаний и плохо предсказуемого поведения. Спонтанные попытки участвовать в большой тихоокеанской политике, наподобие сенсационной поездки президента Путина в Пхеньян или приема в России северокорейского вождя Ким Чен Ира, ничем не заканчивались, оставаясь эпизодом в чужой игре. Отношения с Японией не имеют перспектив вплоть до разрешения территориального спора. А Китай скрупулезно подсчитывает обиды, связанные с обманутыми ожиданиями относительно его участия в российском энергетическом секторе.

Отсутствие ясных приоритетов России на восточном направлении делает ее уязвимой перед лицом серьезных политических событий, которые развернутся в Азиатско-Тихоокеанском регионе в предстоящие десятилетия. На фоне очевидных проблем демографического и экономического развития российского Дальнего Востока позиции Москвы кажутся еще более слабыми, Россия может превратиться не в субъект, а в объект большой тихоокеанской политики. А там нравы куда более жесткие, чем на Западе, который мы привыкли клеймить за назидательный тон и ущемление интересов России. И чем-то подобным критике в Совете Европы дело не обойдется.