Цивилизация
В круговороте мировых событий последних месяцев незамеченным прошло исчезновение понятия, которое еще совсем недавно привлекало всеобщее внимание.
Тихо не стало «большой восьмерки». Она попросту растворилась в иной структуре.
Формально «восьмерка» никуда не делась и летом, как положено, соберется на очередной саммит в Италии. Но если раньше от подобных встреч чего-то ждали, то теперь, после двух заседаний «большой двадцатки», неполноценность прежнего формата очевидна.
О том, что бессмысленно обсуждать глобальные проблемы без участия крупных держав развивающегося мира, говорили давно. Не случайно уже несколько лет на саммиты «восьмерки» в качестве гостей приглашают лидеров Китая, Индии, Бразилии и некоторых других стран. Вялотекущие разговоры о расширении продолжались бы, наверное, еще столько же, не смешай карты в одночасье мировой кризис. Как только по-настоящему «припекло», оказалось, что можно не спорить о критериях принадлежности к «клубу» (размер экономики, степень демократичности и проч.), а довольно оперативно собраться в составе, который позволяет вести содержательные дискуссии на горячую тему.
«Двадцатка» достаточно представительна, поскольку там присутствуют государства, принадлежащие к разнообразным типам социально-экономического и политического развития. Само собой разумеется, что равноправия в этой группе стран нет и быть не может.
Есть несколько участниц G20, от которых действительно зависит ход событий в мировой экономике, и государства, формирующие глобальный антураж.
В первой категории — Соединенные Штаты, ведущие европейские державы либо Европейский союз (в той степени, в какой он способен на консолидированную позицию), Китай и, наверное, по-прежнему Япония (в силу размера экономики). Остальные, включая такого гиганта, как Индия, относятся ко второму разряду. Это, кстати, не означает, что они составляют не более чем массовку. Современная мировая конструкция настолько сложна и внутренне взаимосвязана, что страны не первого ряда способны оказывать весьма заметное воздействие на развитие ситуации. Тем более что расстановка сил меняется быстро и малопредсказуемо. А поскольку в рамках «двадцатки» гораздо больше пространства для дипломатического маневра и создания ситуативных коалиций, это сочетание государств предоставляет больше возможностей.
От фактической утраты «восьмеркой» лидирующих функций больше всего пострадала Россия. Собственно говоря, этот формат создавался специально для нее по политическим причинам.
В финансово-экономическом плане Москве так и не удалось окончательно преодолеть отчуждение от остальной «семерки», хотя в период российского благосостояния 2000-х годов многие на Западе говорили о необходимости полноценного вовлечения России.
Правда, когда во второй половине текущего десятилетия материальные возможности Москвы достигли пика, политические отношения с большинством партнеров по «восьмерке» начали портиться, а сама Россия стала претендовать на особый культурно-цивилизационный статус. (До этого весь пафос стремления России в «клуб» был основан как раз на требовании воспринимать ее так же, как любого из завсегдатаев.)
В последние годы Москва, заседая в «восьмерке», взяла на себя функции своего рода полномочного представителя незападного мира в западном сообществе. Это было вполне логичным решением, которое придавало России дополнительную легитимность. Незримое присутствие быстро растущего азиатского гиганта ощущалось все явственнее. Пекин в отличие от Москвы 1990-х в двери «восьмерки» не стучался, и, не случись кризиса, грандам в конце концов пришлось бы ломать голову над тем, как поизящнее привлечь КНР к своим дискуссиям.
Появление «двадцатки» не обязательно означает закат «большой семерки» в ее классическом составе. Эта структура, безусловно, больше не в состоянии претендовать на положение мирового лидера. Но она может быть вполне дееспособной как механизм консультаций и согласования интересов традиционных идейно-политических союзников. Не факт, что эти союзнические отношения переживут перемены, которые несет XXI век, но накопленной инерции и привычки к взаимодействию хватит на годы. А вот
композиция «семерка плюс Россия» в новых условиях выглядит намного менее оправданной. Статус «специального уполномоченного» по делам «остающихся в предбаннике» больше не нужен — в «двадцатке» они представлены сами.
Единой повестки дня у западных стран и России, скорее всего, не будет по причинам несовпадающих интересов и разных взглядов на мир. Кстати, фактор ценностной общности внутри «семерки» может приобрести даже большее значение, поскольку в других форматах членам западного сообщества понадобится солидарность перед лицом развивающихся стран.
Это означает, что с перетеканием ведущей роли в «двадцатку» относительный вес России снизится и Москве придется искать новую нишу. Возможности для этого существуют.
Например, рано или поздно в число всеобщих приоритетов вернется тема энергобезопасности (сейчас острота ее восприятия явно снизилась в силу падения спроса на сырье). Россия ставила эту проблему во главу угла три года назад во время своего председательства в «восьмерке», но тогда всякая попытка обсуждения дрейфовала в направлении «Россия против остальных», и предметной дискуссии не получилось. В «двадцатке» представлена вторая «энергетическая сверхдержава» — Саудовская Аравия, а также, например, такая важная ныне страна — транзитер и диспетчер поставок, как Турция. Диверсификация интересов участников позволяет надеяться на более сбалансированный подход.
Другая существенная составляющая мирового сценария, высвеченная кризисом, — выделение региональных центров экономического развития, вокруг которых оформляются зоны притяжения. Россия потенциально служит таким центром для постсоветского пространства, и было бы естественно, если бы она представляла интересы стран-соседей в большом экономическом синклите. Для этого, правда, Москве нужно самой определиться, кем для нее являются соседние государства и готова ли она играть роль патрона, что предусматривает внимательное отношение к их нуждам и интересам. Предшествующая практика свидетельствует скорее об обратном.
«Большой двадцатке» еще только предстоит доказать свою эффективность, и нет гарантии, что это удастся. Но в любом случае такой формат представляет собой намного более адекватную и репрезентативную модель мира, чем «семерка», «восьмерка» или, например, БРИК.
России же, не входящей в число ни самых экономически развитых, ни наиболее населенных держав планеты, придется делать ставку прежде всего на интеллект, на способность предлагать решения, интересные для остальных участников. На лондонском саммите в начале апреля российская попытка выйти с собственной повесткой дня не вызвала особого интереса и резонанса, но это правильный путь.
