Цивилизация
В новейшей европейской истории до сих пор зафиксирован только один случай, когда какой-то стране, проявлявшей интерес к членству в Евросоюзе, было ясно сказано, что она не может на такое рассчитывать. Это Марокко, подававшее заявку на вступление в 1987 году. В прошлом десятилетии, когда дискуссии о масштабном расширении ЕС за рамки классической Западной Европы перешли в практическую плоскость, вопрос о возможной интеграции североафриканского соседа прощупывала и Испания.
Мадрид ссылался на обширные исторические связи, высокую степень экономической зависимости Рабата от Старого Света, а также многочисленные человеческие контакты. Ответ, однако, был четким и недвусмысленным: Северная Африка, сколь ни дорога она сердцам жителей ряда европейских стран, не может рассчитывать ни на что большее, чем особые формы партнерства. Географически Марокко в отличие от Турции, которая хотя бы чуть-чуть зацепилась за европейский континент, полностью находится в Африке. По умолчанию все понимали: арабский Восток, пусть даже и такой продвинутый, как Марокко, — это другая, не европейская культура и цивилизация.
События последних недель во Франции заставляют по-новому взглянуть на вечный вопрос о том, что такое Европа и где пролегают ее границы. Можно сказать, что,
не дождавшись официального приглашения войти в клуб богатых и процветающих, марокканцы и представители других стран, исторически связанных с европейским континентом, пришли в него сами.
Между прочим, еще каких-то 40–50 лет назад, срок, ничтожный по историческим меркам, над территорией, которую жители Старого Света считали по праву своей, в буквальном смысле никогда не заходило солнце. От Индии и Индонезии на востоке до Суринама на западе, от Родезии, Конго и Мозамбика на юге до Гренландии на севере простирались колониальные владения Старого Света. Распад империй — британской, французской, голландской, бельгийской, португальской — вернул европейцев в их «колыбель». Энергия, которая раньше расходовалась на экспансию и удержание отдаленных земель, была перенаправлена на внутреннее развитие. Не случайно процесс европейской интеграции набирал ход по мере демонтажа гигантской имперской конструкции и отказа Европы от колониального прошлого.
Сегодня прошлое громко напомнило о себе. В результате волн иммиграции, захлестнувших Европу в последние тридцать лет, то есть в постимперскую эпоху, в Старом Свете появилась своего рода «внутренняя колония», пишет американский исследователь Роберт Лейкен. Ее населяют не менее 20 миллионов выходцев из Африки, Ближнего и Среднего Востока. Они родились уже на европейской земле, чувствуют себя гражданами Франции, Испании, Голландии, Великобритании, но не желают просто подчиниться тем нормам и правилам, которые европейская цивилизация выработала до них. Иными словами, эта «колония» поднимается на «национально-освободительную борьбу» за право жить на своей родине (а Европа — их родина) так, как они считают нужным.
По прогнозам, к 2025 году мусульманское население Европы удвоится. Учитывая демографический спад среди коренных жителей, доля европейцев иной культуры и происхождения будет расти еще быстрее. Безусловно, далеко не все они пополнят «внутреннюю колонию», разбросанную по всему континенту в виде замкнутых национальных анклавов в предместьях мегаполисов. В Старом Свете достаточно лояльных и законопослушных мусульман, которые ценят европейские права и свободы.
Однако нет сомнений: само понимание того, что такое Европа, будет меняться.
В процессе подготовки общеевропейской конституции самые острые разногласия вызвал вопрос о том, должны ли в тексте быть упомянуты христианские ценности Старого Света. К глубокому неудовольствию католических стран, ссылка на религию из документа все-таки исчезла, осталось упоминание общего исторического наследия.
Но общее наследие — это и арабский халифат на территории Испании, и Османская империя, на протяжении столетий — неотъемлемая часть европейской политики, и богатый колониальный опыт ведущих держав.
Европейская история настолько многообразна, что в ней можно найти оправдание почти для любого набора идейных критериев.
И совершенно не обязательно, что тот набор ценностей и постулатов, который выбрала для себя Европа второй половины XX века (когда-нибудь это время назовут эпохой Великой интеграции), является окончательным и бесповоротным. Будет меняться культурно-национальный состав населения, появятся и иные представления о европейской модели. Тем более что маховик дальнейшего расширения, похоже, не останавливается и втягивание в европейскую орбиту новых стран, сильно отличающихся по уровню развития от инициаторов интеграции, практически неизбежно.
События во Франции стали далеко не первым серьезным предупреждением европейским лидерам. Запутавшись в хитросплетениях все более сложной политической конструкции современной Европы, они не успевают заниматься проблемами, куда более судьбоносными, чем количество голосов в Европейском совете или даже масштаб сельскохозяйственных субсидий.
Угроза изменения самого характера классической Европы может стать настолько серьезной, что Старому Свету придется взглянуть на все совершенно по-новому.
Например, на роль Испании как лидера испаноязычного иберо-американского мира, уходящего корнями в европейскую традицию, и на перспективы сближения с Украиной и Россией — странами, безусловно, относящимися к европейской культуре. Впрочем, есть сомнения в том, что современная европейская элита способна не просто двигаться в направлении, заданном ее великими предшественниками, а принципиально переосмыслить его исходя из новых реалий.
